Новый знакомец жнеца, оглянувшись на старшего по каравану, который как раз, бросив распекать молоденького грузчика, зашел в таверну, согласился. Только предложил сделать это не в зале, а где-нибудь в укромном месте. Ибо караванщик зверь еще тот, может и оштрафовать, даже за такую малость. Понимающе усмехнувшись, Сатхи заверил конюха, что все будет в порядке, и, сговорившись с новоприобретенным другом, отправился в трактир. Купив малый бочонок темного пива и прихватив пару кружек, он зашел за конюшни, где его уже ждал предвкушающий угощение конюх.
Передав ему честь сражаться с крышкой бочонка – кран Сатхи не купил специально, чтобы потянуть время, – жнец принялся снова улещивать душу и опутывать ее функцией. Наконец, когда крышка бочонка уже была взломана и жнец с конюхом успели пропустить по паре кружек, душа сдалась и начала, ворочаясь, отделяться от тела. Сатхи мгновенно сформировал из функции керамбит, взмахнул, обрезая все связи духовного с тварным, принял душу в ладони.
Она оказалась такой маленькой, что хватило совсем небольшого прокола в завесе. Поместив душу в мир, жнец изрядно напитался хлынувшей оттуда энергией, восстанавливая силы, потерянные в схватке с неживым и потраченные на лечение Кары. Наконец, когда прокол затянулся, он повернулся к пустой оболочке и, перехватив ей горло, аккуратно пристроил к стене конюшни, в которой продолжала кипеть работа. Смыв с рук брызги крови остатками пива, он перекинул пустой бочонок через забор и уже собирался отправиться следом за ним, когда за спиной послышалось аханье. С досадой формируя функцию в ладони, жнец обернулся, чтобы уставиться в распахнутые от удивления глаза нор Амоса.
– Какого… – юноша захлебнулся возмущением. – Ты что творишь, гад?
– Тихо, – Сатхи развеял функцию, не обращая внимания на появившийся в руке дворянина кинжал. – Так было надо, после объясню, просто поверь мне.
– Ты же человека убил, прирезал просто, надо стражу звать.
– Погоди, вспомни про Кару. Стража задержит нас надолго. Да я и не смогу им все объяснить, не поймут. Давай договоримся, по возвращении в кушню сядем, и я все объясню. А там, если решишь, можешь обратиться к страже, я препятствовать не стану, даю слово.
– Я тебе что-то не верю, а о Каре я теперь и сам смогу позаботиться.
– Ты ошибаешься. Девчонка не примет твоей помощи. Да и с тварью, что идет за ней, тебе не справиться.
– Что за тварь еще?
– Мы будем разговаривать об этом над трупом?
– Ладно, я поверю тебе сейчас, но учти, я за тобой слежу.
– Не сомневаюсь, пошли уже, пора.
Спутники быстро преодолели забор, оставшись незамеченными. Припрятав порожний бочонок с кружками в кустах, обошли ограду и вновь зашли в трактир. Служанки уже приготовили мешки с припасами. Альбин добавил пару монет за старательность и, рассказав избитую в столице шутку, от которой девицы залились звонким смехом, учтиво распрощался.
После спутники спокойным и уверенным шагом пересекли деревеньку и вышли через западные ворота. Юноша остался верен себе, не упустив возможности перекинуться парой слов с привратником. Особенных новостей не было, если не считать вчерашнего обоза с армейскими припасами. Поправив за спиной тяжелые баулы, спутники дружно зашагали в наступающую на мир темноту.
Чуть позже, когда звезды уже достаточно уверенно сияли с небес, а в свете полной луны можно было даже читать, путники свернули с дороги, обошли по длинной дуге Перекоп, перелезли, матерясь и чертыхаясь, овраг и пустились аккуратным бегом вдоль того самого ручья, ставшего гораздо полноводнее. Выдерживая договоренность, Альбин молчал всю дорогу, лишь изредка подавая знаки, предупреждая Сатхи о возникающих препятствиях, будь то яма или низко нависшая ветвь дерева.
По вступлении в лес стало гораздо темнее, и бег пришлось заменить осторожным шагом. Несмотря на то что у нор Амоса не было ночного зрения, как у жнеца, он двигался вполне уверенно, хотя и немного осторожничал.
Сатхи решил, что если бы не функция и возможности, которые жнец обрел благодаря ей, то юноша мог бы стать вполне серьезной угрозой и для него. Впрочем, расслабляться не стоит, кто знает, что у дворянина в запасе и удастся ли договориться с ним после того, как Альбин видел его за жатвой.
Убивать юношу не хотелось. Учитывая его способности и сообразительность, тот вполне мог пригодиться, но стоит ли открываться ему, как Каре? Да и поймет ли он, поверит ли? Жнец не любил полагаться на авось, но чтобы поймать тварь, чтобы вырвать из нее душу, готов был на многое.
* * *
Мужчины ушли, подготовив все необходимое для моего существования.
Сатхи проверил, смогу ли я самостоятельно встать, дабы утолить жажду или справить нужду, а дворянчик притащил немаленькую рыбину, на случай если я проголодаюсь. Такое отношение ко мне изрядно раздражало. Их постоянные хлопоты и суета, пристальное внимание заставляли все время быть настороже.
Пусть жнец своими поступками, а более того, рассказами заслужил каплю моего доверия, но дворянчик был неправильный. Слишком неправильный, на мой взгляд. Не ныл, не требовал к себе внимания или подчинения, не пытался указывать и командовать. Слишком тихий для дворянина. Если бы не уроки дядюшки Рамуса в театральной труппе, я бы решила, что он ряженый. Но нет, так двигаться и так себя вести может лишь тот, кого с самого детства учили толпы педагогов, тренеров и учителей.
А его невозмутимость? Этот мягкий спокойный голос и вечная доброжелательная улыбка, так и хочется стукнуть чем-нибудь потяжелее. А привычка смотреть прямо в глаза… Нет, это не лицедей, оттого и противно. Красивый и красиво говорящий, а внутри у всех у них гниль. Жажда наживы и презрение ко всем, кто ниже. Уж я-то знаю, насмотрелась.
Меня всегда поражала людская глупость. То, как люди боятся ночи, мертвецов, чудовищ, не замечая, что все злые и отвратительные дела вершатся живыми и красивыми, умными и вроде как достойными людьми. Вся мерзость вылезает днем, а ночью опасно только отребье. Но там, где уличный грабитель зарежет одного, такой вот красивый дворянчик одним движением пера убьет тысячу.
Тем не менее рыба была съедена вечером, и поход к нужнику меня не прикончил.
Сегодня я чувствую себя куда лучше. Дворянчик оставил мне длинный кинжал, мои почти все остались в борделе. Выздоравливать по приказу я пока не умею, так что пришлось полдня просто собираться с силами, а уже к вечеру удалось немного привести себя в порядок, омывшись в ручейке. Слава богам, мне удалось сложить на берегу небольшой костерок и простирать одежду. Рука, вылеченная жнецом, слушалась отлично, и перелома как не бывало, но боль в ключице нет-нет да постреливала, напоминая о себе. Однако боль – это совсем не повод ходить в вонючем тряпье. Да и спать на старых тряпках совсем не дело.
Нарезав лапника и оборвав половину полянки, мне удалось качественно изменить условия проживания.
В итоге к ночи я валилась с ног. Моих сил еще хватило на то, чтобы развести в печке огонь и подпереть дверь поленом. Засыпая на подушке, изготовленной из душистых лесных трав, я еще успела подумать о своей безопасности и подгребла поближе кинжал.
