– А прежде никто из них к вам не попадал? Карточек на них нет?
– Нет. Симон Леонтьевич первым делом это проверил.
– То есть тупик. – Василий задумчиво уставился в стену. – В медицинском смысле.
– Еще не сделаны анализы. Хотя и тут мы вряд ли увидим что-то поразительное, я почти уверена. Следует делать химический анализ, а не общий. И желательно – понимая, что мы ищем. Стимуляторы? Лекарства? Неизвестные вещества?
– Химики подключатся, уже договорились. – Взгляд у Ворончука прояснился. – За сутки управимся. Ну а до той поры все остаются здесь. Запру вас в палате от греха подальше. Возражения есть? Или соображения? Выкладывайте, если имеется что-то еще по теме.
– А что еще? – Филин пожал плечами. – Ты половину своими глазами видел. Остальное мы тебе рассказали. Дальше твои соображения важны, а не наши.
– Не упустить бы чего. Это ведь и в ваших интересах. Точно нечего добавить?
Никто из разведчиков не ответил, а вот Стасенко вдруг заерзал, явно мучаясь какими-то сомнениями. Он будто бы что-то знал, но нетвердо, с чужих слов, или не был уверен, что это знание ему не приснилось.
– Рискну… – проронил Стасенко.
– Чем? – Василий удивленно уставился на подполковника.
– Рискну предположить, что остались неоприходованные улики! – выпалил Стасенко.
– Какие улики?
– Я не знаю.
– О чем тогда вы говорите?
– Вы проверьте, что у Покровского в кармане. В нагрудном.
Ворончук обернулся к ефрейтору и вопросительно поднял бровь.
– Ничего нет. – Алексей нахмурился.
– А если найду? Лучше сам поищи, вдруг запамятовал?
Покровский стрельнул взглядом в сторону Филина, вздохнул и вытащил из кармана пробирку с желтоватой жидкостью.
– Замотался, только сейчас вспомнил. Вот.
Ворончук взял пробирку и взглянул на просвет.
– Немецкая дрянь? – Он адресовал вопрос Алевтине.
– Нужен анализ.
– Да уж. – Ворончук спрятал пробирку в планшет. – Сказать, что я разочарован, не сказать ничего. Боевые товарищи называется!
– Я один виноват! – запротестовал Покровский. – Сунул в карман машинально и забыл! Если б вспомнил раньше, сразу отдал бы вам, товарищ старший лейтенант!
– С этой минуты – гражданин старший лейтенант, – сурово поправил Ворончук. – Для всех. До полного выяснения. Стасенко, руки за спину и за мной, остальные на месте. Доктор, прошу вас.
Василий указал на дверь…
– Дернул вас черт! – когда разведчики остались одни, проронил Васнецов. – Зачем прикарманили эту жижу?
– Леха правду сказал, отдать хотели кому следует, – ответил Филин. – Просто не Ворончуку, а повыше начальству… или химикам. Я хотел по ситуации сориентироваться.
– Лучше скажите, откуда Стасенко узнал о пробирке? – вставил Покровский. – Не мог он видеть, как я ее прикарманил.
– Значит, мог. – Филин пожал плечами. – Он ведь был у машины, когда ты жидкость из шприца сливал. Он мог не обратить внимания, но в подсознании осталось. И вылилось теперь. Нам на голову.
Глава 13
Наше время, Москва
«…Не вызывает сомнений, что заявленные силовыми ведомствами учения к столетию СССР идут по четкому плану, и взаимодействие всех родов войск, а также правоохранительных структур, как и всегда, на высоте, однако независимые наблюдатели и эксперты несколько удивлены масштабом мероприятий, а также точками, в которых они проводятся. Никогда прежде, даже в канун столетия Революции, силовики не устраивали свои учебно-тактические игры в центре Москвы. Подчеркиваем, речь идет не о традиционном параде, а об учениях…»
Общественная сетевая газета «Новое мышление»
Перевод немецкого документа дался без труда, расшифровка новой порции общего текста – тоже, но порадовало и вдохновило на дальнейшие творческие подвиги вовсе не это. Перевод принес понимание хода и взаимосвязи событий. Зимину как раз не хватало этого самого понимания – что за «образец» нашли немцы на Кавказе? Из первого документа, у Варвары в телефоне, понять это было невозможно. Теперь же все стало ясно. Факты выстроилось в цепочку.
Немцы нашли «образец номер один» – человека, способного к очень быстрой регенерации. Причем восстанавливался «образец», даже будучи безнадежно поврежденным, как выразился Харальд фон Хиршфельд, «в фарш». И на основе его крови Отто фон Штиль создал некую «сыворотку», которая делала солдат «берсерками», опять же по терминологии Хиршфельда. Откуда Варвара взяла, что расплатой за неуязвимость была малая продолжительность жизни – этого Леонид не понял. В немецком документе об этом ничего не говорилось.
«Может быть, это проскальзывает в шифрованных записях? – Зимин задумался, вспоминая содержание эпизодов, которые были расшифрованы следом за переводом, так сказать на единой волне энтузиазма. – Тоже не было вроде бы. Поверить Варваре на слово? Как Ворончук поверил Алевтине Дмитриевне?»
Леонид поймал себя на последней мысли. Почему вдруг всплыло это сравнение? Что-то зацепило. Что конкретно? Конкретно – факт, что Ворончук оказался настолько лояльным в отношении Ереминой. Не мог он быть настолько доверчивым, если только не имел скрытой цели. Доверчивый сотрудник Смерш звучит абсурдно, как «римский фараон». Не было таких в контрразведке.
«С другой стороны, – Леонид попытался рассмотреть тему с разных сторон, – это напоминает эпизод из моего собственного опыта, причем недавнего, с Варварой. Она сказала, и я поверил, пошел за ней, как привязанный. Ворончук ведь живой человек, вполне мог, подобно Филину, запасть на Алевтину. Она описывается, как очень красивая и обаятельная женщина. Мог Василий поддаться ее чисто женским чарам и потому был «сам обманываться рад»? Мог. Это вторая версия после тайного умысла Ворончука. И третий вариант: автор записей неточно описал этот эпизод. Еремина могла предъявить еще что-то в свою пользу».
Зимин повертел все три версии, отбросил последнюю, затем первую и, наконец, вторую тоже. Василий Ворончук мог сколько угодно «западать» на Алевтину, но не имел права терять из-за нее голову. Это просто не укладывалось в рамки его сознания, отформатированного, как сказали бы сейчас, контрразведкой Смерш. Самая эффективная контрразведка Второй мировой культивировала в своих сотрудниках особое сознание, очень устойчивое к любым соблазнам.
«Но устойчивое ли к гипнозу? Версия номер четыре. Кстати, тоже перекликается с моим опытом. Варвара, конечно, не владеет гипнозом, но что-то этакое, завораживающее в ней есть. Было ли нечто подобное в Алевтине? Почему бы нет?»
Леонид встрепенулся и мысленно себя одернул. Сколько можно съезжать на личные переживания? Какое они имеют отношение к делу? Что дают заочные сравнения доктора Ереминой с Варварой? Ничего, кроме повода отвлечься от работы и уплыть в мечты о своем, душевно близком.
