Старшина подчинился сразу. Отошел в сторонку, уселся на пол и замер, словно статуя Будды. Покровский все-таки еще разок тюкнул фрица и подошел к Никите.
– Слушай задачу. – Филин рукавам вытер лицо, покрытое уже слоем непонятно чего, от пота и крови до пороховой копоти и обычной сажи. – Надо проверить, что под нами. Верх мы перекрыли, боковой вход тоже пока держим, но эти тараканы могут полезть через дырку в полу. Выясни, куда она ведет и можно ли ее законопатить. Все понял?
– Разрешите выдохнуть и перекурить?
– Курить некогда, выполняй задачу! – Филин указал на одну из обрезанных крышкой шахты альпинистских веревок. – Рысью, Леха, время дорого…
Покровский вернулся через пятнадцать минут. По ту сторону завала все это время копошились немцы, и было похоже, что продвинулись они прилично. Голоса и прочие звуки стали слышны намного лучше.
– Две новости, командир. – Покровский снял с пояса фляжку и сделал пару больших глотков. – Хорошая и плохая. С какой начать?
– С хорошей.
– Наши в форте. Я прошел по нижнему подземелью примерно в сторону центра и нашел там вентиляционный канал. Над ним как раз залегли бойцы из отряда Ворончука. Они мне и рассказали, как там, наверху, дела. Большая группа фрицев засела во внутренних зданиях и поливает наших почем зря. Ребята ждут подхода остальных, но на огнеметы надежды больше почти нет. Всю горючку спалили на подступах.
– Ты сказал им, что ракета сверху изолирована и можно бомбить… или гранатами фрицев забросать?
– Сказал. И они мне кое-что сказали. В верхних тоннелях хранится ракетное топливо. Там на баках так и написано. Если его запалить…
– Хочешь устроить «мировой пожар на горе всем буржуям»? Ракета только сверху прикрыта, Покровский! Если топливо взорвется под землей…
– Дослушайте, в этом и заключается вторая новость, плохая. Нижнее подземелье не сообщается с верхним, по которому мы пришли и где топливо. В нем есть четыре больших выхода, но все перекрыты вот такими же бронированными задвижками…
Алексей указал на створки между технической комнатой и шахтой.
– Рубильники есть?
– В том-то и печаль, что нет. Наверное, снаружи где-то или… Не знаю где. Может, у нас тут?
– Если здесь, новость не такая уж плохая.
– Это половина новости. – Покровский еще раз приложился к фляге. – В верхнем тоннеле берсерки топают. Видимо, накапливаются у каких-то секретных выходов на поверхность. Я у еще одной вентиляции притормозил, подслушал, что говорят их командиры. Если вкратце, то выводить наверх они планируют три батальона. Это тысяча штыков как минимум. Ребятам нашим я о них сказал. Они уползли начальству докладывать.
– Теперь я понимаю ход твоих мыслей. – Никита кивнул. – Если закрыть вот эти створки, а затем взорвать топливо, все берсерки сгорят, а ракета уцелеет. И если мы будем рядом с ракетой, нас тоже не поджарит. Хорошая идея. Есть в ней только один изъян. Фрицы вот-вот разберут завал и получат доступ к рубильникам. Если они откроют створки до того, как жахнет запасное топливо… все наши труды пойдут насмарку. Но хуже всего, что ракета может тоже рвануть и тогда… от Кенигсберга и окрестностей останутся только воспоминания. От половины 3-го Белорусского фронта тоже.
– И что тогда нам делать?
– Закрывать створки, занимать позиции у завала и ждать, когда шулмасы прорвутся в техническую комнату. Ну, а там… как обычно, рубиться до последнего.
– Так себе план. – Покровский вздохнул. – Но что самое противное, я с ним согласен. Бадмаев, а ты?
Никита и Покровский обернулись к старшине. Тот сидел, погрузившись в какую-то полуобморочную дремоту, и не реагировал даже на свою фамилию.
– Он тоже согласен, – сделал вывод Филин. – Леха, ты хотел перекурить? Давай, пока двери не закрыли.
– Я передумал. – Покровский усмехнулся. – Это вредно. С сегодняшнего дня бросаю.
– Это правильно. – Филин тоже улыбнулся. – И главное, вовремя. Занимай позицию. Дорогие гости уже на пороге…
Берсерки прекратили грамотно и слаженно маневрировать так же внезапно, как и начали. Они будто бы лишились связи с командным центром и дальше принялись действовать по своему усмотрению. То есть как привыкли. Группы рассыпались, и берсерки вновь ввязались в обычную драку с теми, кто еще оставался в живых поблизости.
Все, кто был в командном пункте на переднем крае, как раз и оказались поблизости от крупного отряда немцев. Собственно, кроме них, ни в первой, ни во второй линии окопов не осталось никого из своих. Ситуация складывалась отчаянная, но Васнецов и Ворончук сохраняли спокойствие. Подполковнику терять было нечего, а капитан просто проявил выдержку и храбрость. Он даже ухитрился выглянуть из траншеи, махнуть кому-то, а затем запустить красную ракету.
Над полем боя почти сразу же пронесся горизонтальный огненный дождь пополам со свинцовым градом. Больше никто в заградотряде себя ни в чем не ограничивал. На линии огня у бойцов третьей линии не осталось своих, кроме укрывшихся в блиндаже Васнецова, Ереминой и Ворончука. Огнеметы били недалеко, шагов на двадцать, но этого хватало. Бойцы третьей линии останавливали берсерков из пулеметов или гранатами, а затем жгли.
Берсерки пытались продолжать бой, даже будучи объятыми пламенем, но им быстро ставил подножку простой медицинский факт. Горящие мышцы и сухожилия сокращались, и берсерки падали, принимая характерную для всех сильно обгоревших трупов «позу боксера». Некоторые из них оставались живы еще какое-то время даже после такой прожарки, но двигаться уже не могли.
Вскоре вокруг заполыхало все, даже земля, блиндаж наполнился едким удушающим дымом, и пришло время принимать решение – уходить, рискуя столкнуться с берсерками, а также попасть под струю огнемета и схлопотать шальную пулю или задохнуться. В первом варианте имелся хоть какой-то проблеск надежды, поэтому долго раздумывать офицеры не стали.
Первым делом они вытолкнули из блиндажа Еремину. Следом за ней выбрался отчаянно кашляющий Ворончук. Подполковник Васнецов почему-то замешкался. Капитан обернулся, но разглядеть ничего не сумел. Мало того, что мешал густой дым, так еще и катились градом слезы. Василий, спотыкаясь, отбежал в сторонку, туда, где земля уже не горела и не дымила, а только тлела, присел и вновь обернулся.
Разглядеть траншеи и блиндаж у него так и не получилось, пришлось ориентироваться на слух. Где-то справа кашляла Еремина. Она постепенно уходила примерно в сторону главной дороги, ведущей к форту, и это был правильный выбор, там местность хорошо продувалась. Васнецов же никаких звуков не издавал. Или издавал?
Капитан прислушался. В грохоте канонады и трещотке выстрелов выделить голос или тот же кашель было трудно, все звуки смешивались в жуткую какофонию. И все же Ворончук выделил особую звуковую дорожку. Сначала он разобрал топот, затем голоса, немецкие ругательства, несколько выстрелов, приглушенный взрыв и характерный треск ломающихся бревен. Чуть позже прозвучали отрывистые команды на русском и засвистели огнеметы. Сквозь дымовую завесу проступили вытянутые пятна огненных языков. Огнеметчики поливали что-то лежащее на земле. Или ниже уровня грунта.
