Зачем я её взял, сам не знаю. Если уж снимать виды, то надо было брать более профессиональную камеру. Гуверу я о камере ничего не сказал, мало ли, вдруг там не рекомендуется фотографировать, вдруг это настолько закрытый лагерь, что о нём говорить можно только шёпотом. Да и то при своих.
Принадлежал лагерь частному мужскому клубу искусств, штаб-квартира которого находилась в Сан-Франциско. По пути Гувер просвещал меня относительно принятых здесь порядков, сам-то он в Богемской роще не впервые. От него я узнал, что клуб существует с 1872 года, и практически столько же и Богемская роща. А постоянные летние заезды вроде нашего начались с 1899 года.
– Посетить рощу могут только члены клуба и их гости, так что вы – наш гость. Там собираются люди, облечённые властью или деньгами, а зачастую тем и другим. Не удивляйтесь, если встретите в лагере персон, о которых читали в газетах или слышали по радио… Символ Богемской рощи – двенадцатиметровая цементная сова, стоит на постаменте у искусственного озера. С 1929 года служит местом ежегодного жертвоприношения… Нет-нет, жертвоприношение символическое, а то подумаете ещё, что у нас тут сборище сатанистов. «Кремация Гнетущей Заботы» – театрализованное представление, во время которого сжигается чучело, символизирующее очищение участников ритуала. То есть на протяжении двух недель общество сжигает мирские заботы, осушая тысячи декалитров шардоне, участвуя в художественной самодеятельности, стреляя по тарелкам, вкушая малину, купаясь в речке и коллективно писая на красные деревья. – Гувер расхохотался.
Следивший за дорогой Толсон позволил себе криво ухмыльнуться, а у меня пропало всякое желание ехать в этот гадючник. Но делать нечего, назвался груздем…
Лагерь располагался посреди леса из гигантских красных секвой. На въезде нас встретило изображение совы с геральдическим девизом: «Пауки, плетущие паутину, сюда не приезжают». Как пояснил Гувер, девиз подразумевает, что все проблемы и коммерческие сделки необходимо оставить снаружи, однако на самом деле многие приезжают сюда как раз решать свои дела.
Нам предоставили трёхместный шатёр в секторе Hill Billies. Всего здесь было с десяток секторов, в которых постояльцы размещались соответственно их статусу. Например, действующий президент Генри Уоллес обитал в секторе Mandalay. По этим и другим секторам были разбросаны палатки, в которых жили банкиры, военные подрядчики, политики, включая бывших президентов (на дорожке между секвойями мы раскланялись с Гербертом Гувером), артисты, медиамагнаты, среди которых я, пожалуй, находился в ТОП-3 как минимум. На мой вопрос, почему бы не построить хотя бы деревянные домики, Гувер пожал плечами, мол, так заведено, никто не возмущается, напротив, многие находят в этом шарм.
– На июльские каникулы сюда приезжают около тысячи человек, – продолжал рассказывать директор ФБР, ведя меня куда-то под руку. – Все они соберутся на обед в парке, а вечером – на жертвоприношение и театральную постановку. Не знаю, что будут сегодня давать, обычно ставят что-то античное… О, а вот и Дэвид!
Навстречу нам прогуливающейся походкой двигался мужчина лет тридцати пяти в сером костюме и такого же цвета шляпе. При виде нашей троицы он позволил себе слегка улыбнуться, приподнимая шляпу в знак приветствия.
– Это мистер Рокфеллер, вице-президент Chase Natio nal Bank. А это наш гость, мистер Бёрд, – представил нас друг другу Гувер.
– Я узнал вас, – кивнул банкир, протягивая руку. – Очень рад познакомиться с человеком, который снимает такие замечательные фильмы и вообще обладает талантом блестящего бизнесмена. Как вам здесь?
– Пока наслаждаюсь природой и живу предвкушением знакомства с интересными людьми. Вот вас встретили, когда бы ещё так запросто пожал руку наследнику знаменитой фамилии?…
– А, бросьте, – отмахнулся Дэвид.
– Во время Второй мировой мистер Рокфеллер ушёл на фронт рядовым, служил в военной разведке в Северной Африке и Франции, а в 1945-м демобилизовался в звании капитана, – вставил Гувер. – Так что за спиной своих предков он не отсиживался.
– Право, Джон…
– Дэвид, не скромничай, этим можно и нужно гордиться! А то ведь многие думают, будто отпрыски богатейшей фамилии только тем и занимаются, что с утра до вечера пьют «Вдову Клико», проигрывают миллионы в казино и сколачивают состояния на страданиях простых американцев.
– Ну, я-то так не думаю, – удалось вставить мне свои «пять копеек». – История знает немало примеров, когда дети и внуки богачей руководствовались не своим положением, а совестью, ставя общественное выше личного.
– Вы говорите прямо как коммунист, – хмыкнул Гувер.
– Почему же, я разделяю это мнение, – пришёл мне на выручку Рокфеллер. – Нельзя отделять себя от общества и тем более ставить выше его, иначе оно тебе этого не простит. Как сказал мистер Бёрд, примеров тому история знает множество. Сколько королей были свергнуты толпой только потому, что считали себя наместниками Бога на земле, закрывая глаза на то, что творится у подножия их трона.
– Джентльмены, предлагаю перенести диспут на другое время, а то мы опоздаем на обед, – вклинился молчавший до этого Толсон.
– Действительно, – бросил взгляд на часы Гувер, – время здесь летит незаметно. Пойдёмте занимать места.
Обед проходил на большой поляне, где столы были расставлены рядами. Судя по всему, и впрямь здесь обитало под тысячу человек, и ни одной женщины! Навскидку каждый стол мог уместить человек по пятьдесят, а всего было столов двадцать. Гувер и Толсон заняли места в третьем ряду, посадив меня между собой, Рокфеллер отправился за стол во втором ряду. А в первом в числе прочих расположился президент Уоллес. Выражаясь старославянским языком, ошую от него уселся вице-президент Олбен Баркли, а одесную – спикер нижней палаты представителей Сэм Рейберн. Ну и так далее по ранжиру, многих я и в лицо-то не знал. А меня многие узнавали, кивали, здоровались, салютовали бокалами с напитками.
Обедающих обслуживали официанты в белых фраках, чёрных брюках и чёрных же бабочках. Выбор блюд, так же как и напитков, оказался вполне приличным. Минут через пятнадцать после начала застолья Уоллес поднялся и произнёс прочувственную речь о величии американской нации. А затем объявил:
– Джентльмены! Сегодня среди нас гость, это мистер Фил Бёрд, известный медиамагнат, владелец собственной киностудии. Уверен, многие из вас слышали о нём. Несмотря на то что он является потомком выходцев из России, мистер Бёрд сумел проявить себя как настоящий патриот Америки. А его вклад в победу над Германией трудно переоценить.
Раздались аплодисменты, и мне, невольно покрасневшему, пришлось встать и раскланяться.
– Обычно, чтобы стать членом клуба, кандидат ждёт своей очереди несколько лет. Но мистер Джон Эдгар Гувер, которого вы все прекрасно знаете, – директор ФБР чуть привстал и слегка кивнул, – поручился за нашего гостя. Мы поговорили с председателем Богемского клуба Фредди Роучем, – теперь уже приподнялся немолодой мужчина с брюшком, сидевший в центре того же стола, – и он тоже меня поддержал. Итак, мистер Бёрд, как вы смотрите на то, чтобы стать членом Богемского клуба?
