— Да, есть пересдача, — повторяю ее слова, продолжая смотреть в окно маленького кафетерия напротив университета.
— Слушай, ходят слухи, что Юрий не просто на больничном, а его избили. Селина говорит, что видела его в поликлинике с разбитым лицом. Ей, конечно, нельзя верить, но я не думаю, что она это придумала.
— Мне все равно, что с ним. Я вообще не хочу о нем говорить.
— Последнюю неделю, ты вообще ни о чем не хочешь говорить. Скажи честно, ты мне не доверяешь? — с обидой спрашивает она, накручивая на палец свою длинную челку.
— Доверяю, — пытаюсь улыбнуться, но ничего не выходит.
— Тогда почему ты не хочешь мне рассказать, что с тобой происходит. Я тебя вообще не узнаю. Ты похожа на зомби. Вроде ешь, пьешь, ходишь на занятия, но как мертвец. Ты вновь пропала на два дня, и вернулась совершенно другим человеком. Кто этот мужчина? И что он тебе сделал?
— Кать, все хорошо. Честно. Просто, у меня нет настроения.
— Шестой день подряд? Он обидел тебя? В чем проблема?
— Нет, никто меня не обижал, — уверенно говорю я, стараясь не смотреть ей в глаза. А сама закусываю язык, чтобы не рассказать ей всей правды. Я устала держать все в себе. Мне нужно с кем-то поделиться и спросить совета.
— Ага, и поэтому почти каждую ночь ты ревешь в подушку? Думаешь, я не слышу? Ты спала с ним? — сглатываю, отпиваю остывший кофе, не в силах ничего ответить. Да я спала с ним, я провела с ним две прекрасные ночи, где он изучил каждый кусочек моего тела, а потом вышвырнул как использованный материал.
— Спала, — сама отвечает Катя и берет меня за руку. — И он оказался мудаком, который получил все, что хотел и пропал? — спрашивает подруга, а я отрицательно качаю головой, не понимаю, зачем вообще отрицаю, чувствую, как на глазах наворачиваются слезы. Катя — тот человек, которому ничего не надо объяснять, она сама все понимает.
— Злата, расскажи мне, кто он, как вы встретились и что между вами произошло? Пожалуйста. Я никому ничего не расскажу, — чертовы слезы все же вырываются наружу. Я очень хочу рассказать, как мне было хорошо с Ярославом и как плохо сейчас без него. Что мне хочется бежать к нему со всех ног и молить быть в его жизни кем угодно, и одновременно забраться на крышу дома, на которой мы повстречались и спрыгнуть вниз. Хотя, кому я вру, я бы, наверное, не смогла…
— Злат. Я не знаю, что у вас произошло. Но поверь, это всего лишь первый мужчина. Сейчас тебе кажется, что он самый лучший, и никто не сможет его заменить. Это нормально, так всегда. Мы никогда не забываем наших первых. Тебе кажется, что ты любишь его больше жизни и он такой один единственный, но это только так кажется, — она сильнее сжимает мою руку.
— Он говорил, что все, что между нами было — самое чистое и настоящее и это очень много значит для него, — всхлипывая, произношу я.
— Злата, что только мужики не говорят в постели. Все, что сказано там, остается в постели. Это не по-настоящему.
— Нет, ты не понимаешь. Это было по-настоящему, — пытаюсь успокоиться и не плакать на публику. Но меня словно прорвало, к горлу подступает ком горечи.
— Если бы ты рассказала мне, все что между вами было, возможно я бы могла тебе чем-то помочь, — мотаю головой, не желая ничего говорить. Утираю слезы, поднимаюсь с места, подхватываю сумку и бегу прочь из кафе. Но Катя догоняет меня на остановке.
— Злат, ну ты куда?
— Я домой. Скажи, что я заболела, — вглядываюсь вдаль, высматривая свой автобус.
— Я с тобой.
— Нет, не надо, ты договорилась через пятнадцать минут встретиться с Димкой. Не нужно из-за меня менять планы. И потом, я хочу побыть одна. Мне это необходимо, — я действительно хочу остаться наедине с собой, чтобы выпустить свою боль наружу.
Не помню, как добралась до дома и рухнула на кровать. Иногда боль копится из-за того, что Вы не можете выпустить ее наружу. Вы все держите в себе, стараясь не расстраивать окружающих. Вы не можете плакать и кричать дома, поскольку живете не одни. Вы не можете сделать этого на учебе или на работе, поскольку Вас сочтут сумасшедшей. И от этого ваша боль, тоска и отчаянье накапливается внутри. Но однажды Вас прорывает…
Как только я заперлась в квартире и поняла, что одна, меня прорвало. Я громко рыдала, не пытаясь сдержаться. Успокаивалась, пыталась уснуть, но как только закрывала глаза, видела Ярослава и его невероятный темно-зеленый взгляд, слышала его голос, которым он шепчет мне, какая красивая и как ему хорошо со мной. Он говорил, от меня пахнет летом и у моей кожи медовый вкус. Ложь! Все ложь! И я снова срывалась в вой, оплакивая свою наивность и глупость. В какой-то момент я все же заставила себя остановиться, потому что почувствовала, как резко стало холодно и начали неметь губы. Я выпустила боль наружу, но легче не стало. Совсем не стало.
За окном потемнело, когда я заставила себя подняться, умыться холодной водой и поставить чайник, чтобы согреться горячим чаем. Мне не холодно.
Совсем не холодно. Но тело трясет так, как будто в комнате минусовая температура.
Не успеваю я заварить себе крепкий чай, как вечернюю тишину разрывает дверной звонок. Катька вновь потеряла ключи. Иду к двери и, не задумываясь, распахиваю ее. Потому что точно знаю, что это подруга. Больше некому.
— Ты не посмотрела в глазок и не спросила, кто там. Никогда так больше не делай, Златовласка, — это не Катя. В первые секунды я впала в оцепенение. Я просто сжимала дверную ручку, и осматривала Ярослава с ног до головы. Волосы слегка взъерошены. Лицо немного бледное, осунувшееся, но все равно невероятно мужественное и красивое. Темные джинсы, черная футболка с длинными закатанными рукавами — простая одежда, которая невероятно ему шла. А главное — запах. Тонкий, едва уловимый аромат бергамота с резким запахом табака. Вот так просто когда-то отталкивающий запах сигарет, может превратиться в любимый. Поднимаю глаза и встречаюсь с его взглядом, который не давал мне покоя вот уже почти неделю. И все замирает. Я не знаю, что сказать и зачем он пришел, я просто смотрю ему в глаза, и слышу стук собственного сердца, которое невероятно громко бьется, радуясь его присутствию.
Оно буквально кричит от ненормальной радости, что он вновь пришел ко мне. Ярослав делает шаг ко мне, встает вплотную. Прислоняется лбом к моему лбу, и мы одновременно громко вдыхаем. А мне каждый вдох дается с трудом, рядом с ним я забываю, как дышать и дрожу уже не от холода, а от того, что он рядом. Мы молчим, слушая дыхание друг друга. Можете назвать меня дурой. Глупой идиоткой. Но в этот момент я все ему прощаю. И не помню его гадких слов о том, что он наигрался со мной и ему уже неинтересно. Мне не нужно слов и объяснений, достаточно того, что он рядом. Настолько близко, что я чувствую его теплое дыхание на своем лице. Мне до боли в руках хочется прикоснуться к нему. Но я не смею. Не могу, руки не слушаются. Он трется своей немного колючей щекой о мою, и скользит губами. А у меня от каждого его прикосновения горит кожа.
