Экзамены закончились, и я спешила вырваться из университета. Потому что после больницы Яр сказал, что приедет за мной. Как бы я не настаивала на том, что доберусь сама, он оборвал все мое сопротивление, сказав, что не может отпустить меня от себя ни на минуту. Но Яр не приехал. Я прождала его еще час, но он так и не появился, и не отвечал на мои звонки. Когда я совсем отчаялась и решила ехать домой на метро, мне на телефон пришло сообщение от него, чтобы я не смела ехать на общественном транспорте, а взяла такси. И тут мое и без того сильное волнение усилилось в тысячи раз.
ГЛАВА 13
Злата
Иногда бывает, что вы еще не знаете о произошедшем, но уже на каком-то интуитивном уровне чувствуете неладное. Всю дорогу домой меня не покидали тревога и волнение. Такого не было, чтобы Яр не приехал за мной. Он всегда говорил, что мне опасно ездить одной и что я всегда должна быть рядом с ним. А если он не приехал, то значит, что-то случилось. Всю дорогу домой я гнала от себя вереницу дурных мыслей, повторяя, что мысль материальна, и я должна думать только о хорошем.
Доезжаю до дома, быстро рассчитываюсь с таксистом, буквально выбегаю из машины и мчусь к подъезду. Ни о чем не думаю, стараясь блокировать мысли о плохом. Забегаю на первый этаж, а дальше останавливаюсь и с каждой ступенькой замедляюсь. Каждый шаг дается с трудом, как будто это не ступеньки, а огромное, непреодолимое препятствие. Ругаю себя за волнение, но ничего не могу с собой поделать.
Хватаюсь за ручку двери и удивляюсь, что она открывается. Ярослав всегда запирает двери на все замки. Прохожу в прихожую, закрываю за собой дверь, снимаю обувь. Глубоко вдыхаю и иду в гостиную, поражаясь звенящей тишине.
Первое, что бросается в глаза — это беспорядок. Полный разгром. Все перевернуто и разбито. Осколки вазы, чашек, из которых мы пили чай. Выбитые стекла в шкафу, сломанный в щепки стул и кровавые пятна на стенах. И в середине полного хаоса на полу сидит Ярослав. Он смотрит в одну точку где-то в стене и пьет водку, глотая ее из бутылки. Костяшки его пальцев разбиты в кровь, что объясняет кровавые отметины на стенах. Он не видит и не слышит меня. Полный разгром квартиры перестает ужасать, меня пугает его состояние. И я вновь убеждаюсь, что мое предчувствие меня не обмануло.
Несколько минут нахожусь в ступоре и полной прострации, не в силах сдвинуться с места. Шумно вдыхаю, пытаюсь выровнять дыхание. Ярослав вздрагивает и обращает безжизненный взгляд на меня. Долго смотрит мне в глаза, как будто ищет в них спасения. Я делаю несколько шагов к нему, но он отворачивается от меня, подносит к губам бутылку, и начинает жадно глотать водку, словно воду. Кидаюсь к нему, спотыкаясь об разбросанные вещи.
Опускаюсь перед ним на колени, и вырываю почти допитую бутылку, отшвыривая ее на пол.
— Злата — выдыхает мое имя, зарывается в мои волосы и резко притягивает к себе. Сильно сдавливает в своих объятиях, лишая меня дыхания. Его сердце бьется настолько сильно, что, кажется, этот стук разносится по всей комнате. Я хочу спросить, что произошло. Но боюсь услышать ответ, потому что уже все понимаю. Но не смею произнести это вслух. Обвиваю его руками, сжимаю, хаотично глажу по спине, чувствуя, как глаза наполняются слезами.
— Она ушла от меня. Ушла. Я не успел… — хрипло проговаривает он, начинает раскачивать меня как маленькую девочку.
— Яр. Она… — высвобождаюсь из его крепких объятий. Обхватываю его бледное лицо, замечая, что его взгляд ожил, но лучше бы в нем оставалась безжизненность. В его глазах плещется боль, очень много невыносимой боли, от которой я задыхаюсь.
— Моей матери больше нет, она покинула меня так и не вспомнив, — он усмехается. Но его горькая улыбка больше похожая на оскал. Оскал загнанного зверя, в глазах которого на мгновение мелькает огонь ярости и тут же растворяется в тоске по матери, которой больше нет. Его глаза наполняются скупыми мужскими слезами, но Яр прячет их, сильно зажмуривая веки. А у меня от боли любимого человека сердце разрывается на куски. Хочется что-то сказать, как-то утешить его, но я понимаю, что не найду таких слов. Поэтому я просто крепко его обнимаю, продолжая поглаживать сильную напряженную спину.
Не знаю, сколько мы так просидели в полной тишине, не сказав друг другу больше ни слова. Время не имело значения. Оно растворилось, исчезло или замерло. Через какое-то время Яр молча поднялся и ушел на кухню. А я растерянно осмотрела комнату, встала с пола и принялась убираться. Расставляла уцелевшие вещи по местам, стараясь не наступить на острые осколки. Через минут двадцать в комнату зашел Ярослав так же растерянно осмотрел беспорядок, словно впервые видит этот разгром, и молча начал помогать с уборкой. Поле того как мы привели комнату в порядок и выбросили обломки и осколки, Яр вновь ушел на кухню, а я только сейчас поняла, что за окном вечер и мы совершенно ничего не ели весь день.
Осторожно прошла на кухню, боясь нарушить его уединение, и застала Ярослава, стоящего возле распахнутого окна. Он просто смотрел на двор, застыв в одной позе. Я набрала в легкие побольше воздуха и решительно прошла на кухню, принимаясь за готовку. Ярослав устало сел за стол и просто очень внимательно за мной наблюдал ничего не выражающим взглядом.
— Яр, тебе нужно поесть. И выпить сладкого чаю — говорю после того, как он уже минут пятнадцать не замечает перед собой тарелку с едой.
— Ты ешь сама. И пошли вместе в душ. Я просто хочу чувствовать тебя. Завтра тяжелый день.
— Хорошо. Я пойду с тобой в душ, но после того, как ты поешь и выпьешь чаю, — настойчиво заявляю я. — Тебе нужны силы. Ты очень бледный, — Яр вновь горько усмехается, но все же берет вилку и нехотя ковыряет ей в тарелке. Он съедает пару кусочков, выпивает весь чай и встает из-за стола.
— Пошли, Златовласка. Силы у меня найдутся. Всегда находил и завтра найду, — он не ждет моего ответа, хватает за руку и ведет за собой в душ. И я дам ему все, что он хочет. Он сейчас очень во мне нуждается, и это понимание греет плачущую за него душу.
Последующие пару дней мы почти не виделись. Яр отвозил меня университет, настаивая на моей учебе, а после отвозил к Кате и наказывал сидеть с ней в квартире и никуда не выходить, а сам занимался подготовкой к похоронам.
И вот этот день настал. И как насмешка судьбы, погода в день похорон была замечательная, солнечная и теплая. Весна отступала, впуская в удушливый пыльный город теплое пестрящее лето. Мы ехали за катафалком на новое кладбище, а мне хотелось кричать в открытое окно от того, как это все несправедливо. Погода должна плакать и отражать состояние моей души и боль Ярослава.
Я так остро чувствовала его боль. Я ее ощущала всем телом. А мне хотелось забрать ее себе. Невыносимо смотреть на любимого человека, когда ему очень плохо. Уж лучше б он выражал свои эмоции. Кричал, пил, разгромил еще раз квартиру, чем был совершенно безжизненным. Мы словно онемели за эти дни, практически не разговаривая. Мы просто очень долго ехали за катафалком и смотрели в черную машину, которая везет его мать в последний путь.
