— Можете не сомневаться, Наталья Александровна, — одариваю ее очаровательной улыбкой.
— Что это только что было? — спрашивает меня Елизавета, как только Наталья покидает кабинет.
— По-моему, Наталья Александровна только что все нам объяснила, — сажусь в кресло, беру чашку кофе, отпиваю. — Я уже говорил, что кофе у тебя просто великолепный?
— Говорил. Роберт объясни мне, что тут только что произошло? — недовольно возмущается Елизавета.
— Произошла ошибка. Но мы все уже выяснили. Все, конец истории. Можете продолжать работать, Елизавета Андреевна.
— Роберт, я, может быть и ненормальная, но не совсем дура! Это дело рук твоей жены?! — «моей жены». Ненавижу это словосочетание. Я бы многое отдал, лишь бы она никогда не была моей. Но время не отмотать назад, придется разгребать ошибки прошлого.
— Да, ты не дура. И, как умная девочка, должна просто продолжать работу без лишних вопросов. Все хорошо. Я обещаю тебе, ничего подобного больше не повторится, — Елизавета хмурится, надувает губки. Поднимаюсь с кресла, подхожу к ней, целую ее. Она не отвечает на поцелуй, застывает в одном положении.
— Лиза, малышка, открой свои вкусные губки, — шепчу моей обиженной девочке прямо в губы.
— Нет, — упрямо произносит она, и ее губки раскрываются. Врываюсь, поглощая ее рот, от чего моя девочка ахает, медлит, но все же отвечает на поцелуй.
— Вот так, малышка, не смей мне отказывать! — говорю, отрываясь от ее вкусного ротика. — А теперь давай позавтракаем. Надеюсь, ты накормишь меня?
— Да, конечно, что ты хочешь? На завтрак у нас подают очень вкусные блинчики.
— Вот и хорошо. Давайте ваши блинчики. И по быстрее. У меня, как выяснилось, сегодня есть очень важные дела!
Завтракаем мы в кабинете. Елизавета опять задумчива и молчалива. Это плохой знак, она только начала раскрываться. И я никак не могу допустить, чтоб она опять закрылась от меня. Елена, чертова сука! Иногда мне кажется, что Елена — мое наказание за все мои грехи. Наказание, которое я выбрал сам для себя. Черт, и почему мне раньше казалось, что я все делаю правильно. После утреннего инцидента мне уже не кажется идея папки, лежащей в моем сейфе, столь удачной. Я подвергаю риску теперь не только себя, но Елизавету. Она становится моим слабым звеном. Моим уязвимым местом. Чего я никак не могу допустить. Я не могу подвергать мою девочку еще большей опасности. Надо искать новые пути. Но какие? У меня нет времени на раздумья. Есть два варианта: как-то надавить на Елену, но так, чтобы она не подключила сюда своего папашу (если она, конечно, этого еще не сделала, на что я очень надеюсь) или оставить свою малышку. Но этого я сделать уже не смогу. Я не могу ее отпустить. Это тупик. Думай, Роберт, думай. Ты просто обязан что-то сделать. Нельзя, чтобы Лиза пострадала. Я, наверное, отдал бы полжизни за то, чтобы вернуть время назад и не быть таким самонадеянным, эгоистичным, алчным идиотом. Время собирать камни. Только мои камни неподъемные для меня, но я должен надорваться и собрать их. Все времени нет, для начала надо навестить мою «дражайшую» супругу и попытаться не убить ее во время нашего разговора.
Лиза молча ковыряется в своей тарелке, она практически ничего не съела. Так не пойдет. Беру ее тарелку, пододвигаю к себе, отнимаю ее вилку. Отламываю кусочек блина с творогом, подношу к ее губкам.
— Открой ротик, малышка.
— Роберт, я не хочу, есть, — недовольно сопротивляется она.
— Елизавета, я не спрашивал у тебя, хочешь ты есть или нет. Открой ротик, — Лиза хмурится, поджимает губки.
— Роберт, я действительно не хочу есть. И прекрати меня кормить. Я не маленькая девочка.
— Не маленькая. А ведешь себя как будто тебе пять лет, — она вообще отворачивается от меня. С шумом кидаю вилку в тарелку.
— Лиза, посмотри на меня! — мой тон заставляет ее повернуться и посмотреть мне в глаза.
— Елизавета, прекрати думать. Я прямо слышу, как в твоей голове вертятся шестеренки. Все хорошо! Забудь про утренний инцидент. Вчера ты сказала, что доверяешь мне.
— Я доверяю, но …
— Никаких но. Малышка, я больше не допущу, чтобы подобное повторилось. Я согласен, это — моя вина. Я должен был все предугадать. Я должен быть на шаг впереди. Я никому не позволю тебя обидеть. Ты веришь мне? — Лиза вздыхает. Осматривает мое лицо. Протягивает руку, кладет ее поверх моей.
— Да, я верю, — тихо говорит она. По телу разливается тепло. Она мне верит, и теперь я не имею права ее подвести. Переворачиваю наши руки и теперь уже моя рука поверх ее. Лиза смотрит на наши сцепленные ладони. Слегка улыбается.
— Вот и хорошо, — беру опять вилку, подношу к ней. — А теперь — ешь.
— Ты не исправим, — усмехается она. Но все же открывает ротик. Скармливаю ей все, что лежит на ее тарелке. Заставляю выпить сок. Вот так- то лучше.
— Спасибо, малышка, все было очень вкусно, — подхожу к ней. Поднимаю с места, целую ее щечки.
— Я передам Ваши благодарности повару, — улыбается она. Мне пора идти. Очень неохота покидать ее. Но время пришло.
— Проводите меня, Елизавета Андреевна, мне пора, у меня очень много дел, — моя девочка провожает меня до главного входа. Хочу ее поцеловать, но она неожиданно отворачивается, подставляя мне свою щеку. А это еще что такое? Целую ее в щечку. Обхватываю ее лицо, поворачиваю, к себе, заставляя смотреть в глаза.
— Что это было?!
— Роберт, на нас смотрят люди, — тихо говорит она.
— И? Пусть смотрят.
— Это неудобно и неправильно. Татьяна уже и так на меня странно смотрит. Представляю, о чем они шепчутся за моей спиной.
— Елизавета. Какое тебе дело до того, о чем они шепчутся и что думают? Это — твоя жизнь. Ты не должна обращать внимание на то, что скажут люди. Лично мне глубоко наплевать на их мнение. Я всегда делаю то, что хочу. А сейчас я хочу, чтобы ты меня поцеловала! — Лиза хмурится, прикусывает губки, смотрит на меня своими красивыми глазками. — Ну, я жду! Поцелуй меня сама, малышка, — она медлит, оглядывается по сторонам, нерешительно тянется ко мне. Я стою на месте, не помогая ей. Просто хочу, чтобы она это сделала сама. И все же, ее теплые губы касаются моих. Она нежно целует меня, замирает, ждет моих ответных действий, но я замер.
— Давай, малышка, поцелуй меня по-настоящему, — шепчу ей в губы. Она отзывается, целует. Так сладко целует. Перехватываю инициативу, крепче прижимаю ее к себе.
— Вот так, — говорю ей, прерывая поцелуй. — Не смей никогда мне отказывать. Это еще одно правило, — Елизавета закатывает глаза.
— Так много правил, — говорит она. Ничего не отвечаю, целую ее прекрасный носик.
— Пока, — с трудом отрываюсь от нее, выхожу на улицу, вдыхаю морозный воздух, направляюсь к машине. Сажусь за руль, оборачиваюсь на кафе, моя девочка смотрит в окно, провожает меня грустными глазками. Хочется вернуться, стереть ее печальный взгляд, заставить забыть весь мир, чтобы смотрела на меня и видела только мои глаза. Стать центром ее вселенной. Стать ее миром. Поднимаю руку, машу ей, она машет мне в ответ, отворачивается от окна и уходит.
