Выворачиваю со стоянки, набираю номер Ирины Александровны. Спрашиваю у нее, где в данный момент находится мой сын. Итак, хорошо, их нет дома. Мой сын на занятиях, потом у него бассейн. Еще два-три часа их не будет дома. То, что надо. А вот в том, что Елена дома я ни на грамм не сомневаюсь. На часах полдень, она еще спит или только проснулась. Раньше обеда она ни разу в жизни не поднималась с постели. Ей не знакомы ранние подъемы. Еще бы, за свои двадцать восемь лет она ни одного дня не работала. А зачем? Ее папочка обеспечил ей безбедную, беззаботную жизнь.
Подъезжаю к воротам. А вот и дом, «милый дом», век бы его не видел. Ненавижу этот чертов дом. И сына бы своего забрал отсюда. Надеюсь скоро так и будет. Паркуюсь возле ворот, глушу мотор. Открываю бардачок. Вот и ключи, которыми я давно не пользовался. Вытаскиваю связку ключей, кручу их в руках, прикуриваю сигарету, смотрю на дом. Пора идти. Глубоко вдыхаю: надо быть предельно спокойным и постараться не придушить ее. Выхожу из машины, выкидываю едва прикуренную сигарету. Подхожу к воротам, открываю своими ключами, спешно подхожу к дому, двери не заперты. Прохожу в идеально стерильное помещение. Еще бы, на Елену трудятся две домработницы. В доме полная тишина. Эта сука еще спит. Поднимаюсь на второй этаж, не могу просто так пройти мимо комнаты моего сына. Чуть приоткрываю дверь, осматриваю комнату, здесь все по-прежнему: теплые тона в оформлении, детская мебель, кровать в виде большой машины, которую мы выбирали вместе с ним. Пожалуй, это — самая теплая комната в этом бездушном доме. Закрываю дверь иду в комнату Елены.
В нашей бывшей комнате, а теперь только в комнате Елены, как всегда полумрак. Плотные темно-синие шторы наглухо задернуты. Слышу звук льющейся воды из ванной. Елена в душе. Подхожу к окну, отдергиваю шторы, впуская в комнату солнечный свет. Оглядываюсь по сторонам. Я прав, Елена только встала. Ее нижнее белье и халат валяются на полу, возле кровати. Замечаю на ее туалетном столике кокс. Прекрасно! Вот же тварь! Она уже делает это дома. В одном помещении, где находится ее сын! Подхожу к столику, беру пакетик. Сажусь в кресло, стоящее возле окна спиной к двери, ведущей ванну. Жду, покручивая пакетик в руках. Эта тварь слишком долго моется. Настолько долго, что вся моя собранность и спокойствие тает с каждой секундой ожидания. Подавляю в себе желание ворваться к ней в ванну и вытащить ее оттуда за волосы. Прикуриваю очередную сигарету, делаю настолько глубокую затяжку, что сигаретный дым обжигает мне легкие. Черт, я стал очень много курить.
Слышу, как дверь ванной открывается и тихие шаги Елены. Она останавливается. Я затылком чувствую ее взгляд. Тишина. Но я слышу ее тяжелые вздохи, потом они замирают, кажется, она вообще перестала дышать. Эта тварь меня боится, я кожей ощущаю ее страх. И правильно делает! Сегодня ей есть, чего опасаться.
Слышу, как она медленно приближается ко мне. Подходит вплотную к креслу, опять замирает. Нерешительно, медленно, опускает руки мне на плечи.
— Привет, милый, — притворно сладким голосом щебечет она. — Я не ожидала тебя, зачем пришел? Не уж то соскучился? — Ведет руками по моим плечам, спускает руки ниже на грудь, поглаживая ее.
— Очень сильно соскучился! — тихо, спокойно, бесцветным тоном говорю я. Руки Елены застывают на месте, чем вызывают мою злую усмешку. Она хорошо знает этот тон. Знает, что ничего хорошего он ей не сулит. Покручиваю пакетик кокса в руках. Естественно, Елена его замечает, но молчит. Похоже, ее парализовало. После того, что она сотворила сегодня с утра, она что, действительно меня не ожидала? Резко поднимаюсь с кресла. Елена отступает. На ней одно полотенце, которое она придерживает руками. Медленно надвигаюсь на нее. Она отступает до тех пор, пока не натыкается на шкаф. Посматривает в сторону двери. Но ей до нее не добраться. Пути к отступлению закрыты. И в доме мы совершенно одни. Подхожу к ней вплотную, Елена сглатывает. Хватаю за шею, немного сжимаю.
— Сколько раз я предупреждал тебя на счет кокса? — сдерживая ярость, клокочущую во мне, сквозь зубы цежу я.
— Отпусти меня! — кричит эта сука, хватая мои руки, ее полотенце летит на пол. Впивается в меня ногтями, но я не отпускаю.
— Сколько раз?! — не выдерживаю я, повышая голос, кричу ей в лицо. — Отвечай, иначе я тебя придушу! — моя рука еще сильнее сжимает ее шею.
— Три, — хрипит она. — Три раза. Отпусти, — ослабляю хватку, но не отпускаю.
— Правильно, три. Но ты, как вижу, возомнила себя бессмертной, — отпускаю ее шею, боясь и вправду придушить. Обхватываю ее скулы, сдавливаю, она морщится от боли.
— Убери свои руки! Не смей меня трогать! — кричит эта тварь, пытаясь вырваться. Елена отворачивается, хватаю ее за волосы, тяну на себя. Поворачиваю лицо к себе. Внутри все клокочет от злости и ярости.
— Значит так, милая! Повторяю четвертый раз. И последний! Еще раз я замечу, что ты держишь кокс или употребляешь его в пределах километра от моего сына, сам лично заставлю вынюхать тебя такую дозу, что ты больше не вернешься на эту землю! Поняла меня, тварь?! — она молчит, дергается, пытаясь меня ударить, машет руками. Натягиваю ее волосы еще сильнее, Елена визжит от боли. — Отвечай, сука!
— Да! — кричит она. Меня трясет от ярости, перед глазами стоит пелена.
— Что да?!
— Да, я тебя поняла! — визжит она. Резко отпускаю ее. Она падает на пол. Хочется наказать, унизить ее, показать ей место.
— Ты, гребаный ублюдок! Ты вырвал мне волосы и чуть не придушил меня! — кричит эта тварь, поднимаясь с пола. Делаю резкий шаг в ее сторону. Елена отпрыгивает от меня как от огня.
— Не смей меня трогать, я буду кричать!
— Можешь кричать сколько угодно. Мы в доме одни, — злорадно усмехаюсь ей в ответ. — А лучше вообще заткнись, пока я тебя не убил! — Оденься! — бросаю пренебрежительный взгляд на ее голое тело.
— Я не нюхаю кокс. Это пакетик остался еще с пошлого раза, он завалялся в моей сумке. Сегодня я нашла, хотела выкинуть, — оправдывается Елена, надевая свой халат. Хватаю ее за предплечье, тащу к креслу, толкаю, вынуждая сесть. Пододвигаю стоящий рядом стул. Сажусь с ней лицом к лицу. Беру очередную сигарету, не прикуриваю, просто кручу в зубах, щелкая зажигалкой. Елена тянется к пачке сигарет, которую я бросил на стоящий рядом с нами столик. Щелкаю зажигалкой, подношу к ней, она поднимает на меня свои серые глаза, медлит, но прикуривает.
— Интересно, что скажет Сокол, если вдруг узнает что его обожаемая идеальная дочка — законченная наркоманка? — уже спокойнее бросаю ей.
— Он тебе не поверит! — самоуверенно говорит она. — И я — не наркоманка, сколько можно тебе повторять! Если я несколько раз пробовала кокс, это еще не значит что я — наркоманка!
— А кто сказал, что это я ему поведаю твои маленькие грязные тайны? — все-таки прикуриваю свою сигарету. Выпускаю дым ей в лицо. — Я сделаю так, что твой дилер сам к нему придет и расскажет, сколько раз в неделю ты у него покупаешь эту дрянь. А зная твоего отца, он все ему расскажет, даже то, чего не было, — злорадно улыбаюсь. Елена знает, о чем я говорю, кому, как ни ей знать, на что способен Сокол. Но надо сказать, что я блефую. Я не знаю ее дилера и, тем-более, что и сколько раз в неделю она у него берет. Но мне не составит труда это выяснить, если я захочу. Елена ведется на мой блеф, широко распахивает глаза, бледнеет от испуга или от злости.
