— Кричи, Лера! Громко кричи! А вообще, когда кого-то насилуют, он не закатывает глаза в экстазе…, — и тишина, секунды, минуты, разрывающей мою душу тишины. Вновь шорохи и громкий протяжный стон женщины. И с каждой минутой она стонет все громче и громче.
— А теперь сама, — задыхающийся голос мужчины. — Давай, Валерия, работай, отдыхать будешь завтра, — почти рычит мужчина, тяжело дыша. Вновь секунды тишины, и…
— Вадиииим! — хриплый протяжный крик-стон. Наверное, мне нужно было услышать именно это, чтобы перестать себя истязать и, наконец, скинуть звонок. Все стихло, даже голоса в моей голове затаились, боясь издавать звуки. Вокруг стояла гробовая тишина, словно на похоронах, в минуту молчания. А потом тишина сменилась криком, громким, оглушительным криком, который раздался где-то внутри меня. Мне очень больно от этого крика, настолько, что я стону в голос, сгибаясь пополам, медленно опускаю голову на стол, прижимаясь щекой к холодной полированной поверхности стола. Хочу вдохнуть, но не могу, словно разучилась дышать, и это не аллегория, я действительно задыхаюсь. Вскакиваю в панике с кресла, хватаюсь за горло, пытаясь дышать, распахиваю окно, впуская свежий воздух и поглощаю его маленькими порциями. А голове сами собой рисуются картинки уже не посторонних людей, а Вадима и Валерии. В эту самую минуту она скачет на нем, ведь я прекрасно знаю, что означает его фраза «а теперь сама». Эту самую фразу он всегда говорил мне, когда хотел, что бы я была сверху.
Зачем он это делает? Для чего? Почему? За что, в конце концов? Как долго он мне изменяет? Она у него первая или очередная? Когда это началось? Или он изменял мне всегда? Задаю сама себе эти вопросы, беззвучно произнося их, шевеля пересохшими губами. А потом вдруг понимаю, что не хочу знать ответы ни на один из этих вопросов, ничего не хочу знать. Хочу все забыть, потерять память, лечь спать и проснуться рядом с мужем, ничего не зная, не руша свои собственные иллюзии. Хочу жить в этом обмане вечно. Но только так уже не получится. Чтобы все забыть, не чувствовать боль и отвращение, мне нужно умереть. Только мертвая я прекращу что-либо чувствовать. Боже, какая же я дура, зачем, зачем я заглянула в телефон Вадима?! Зачем я позвонила на этот чертов номер? Чтобы убить себя и втоптать в грязь все мои чувства?
Подхожу к столу, не чувствую холодного ветра, врывающегося в окно, беру наше свадебное фото в серебряной рамке, внимательно рассматриваю каждую деталь, будто никогда не видела его и уношусь в самый счастливый день в моей жизни.
«Я беру тебя в жены, Полина, теперь ты моя. Полностью, душой и телом. Ты послана мне Богом, уж не знаю за какие заслуги. Я буду любить тебя, оберегать, заботиться и выполнять любые твои желания. Ты будешь моим ясным, теплым солнцем, моей душой, моей нежностью и моей спокойной гаванью в трудные жизненные минуты. Я сделаю тебя матерью наших детей. Я больше не отдам тебя никому, ты моя навсегда. И поверь, солнышко, фразу «только смерть разлучит нас», я воспринимаю всерьез, и вкладываю в нее больше смысла, чем другие люди. Только смерть может забрать тебя у меня, и не факт, что после смерти я отпущу тебя. Всегда помни это, моя красивая, солнечная девочка. Я не буду говорить тебе, что люблю каждые пять минут, но я буду любить тебя каждую секунду нашей жизни»
Все это он нашептывал мне, пока нудная тетка регистраторша говорила свою пламенную речь, которую я естественно не слушала. Я растворялась в его словах, плыла на волнах его вибрирующего, бархатного голоса, тонула в его любви, и безоговорочно верила в каждое его слово. А все это было фальшью. Все было лицемерием и циничной ложью. Опускаю наше фото на стол, беру каменный декоративный куб, стоящий у Вадика на столе, и со всей силы бью им по фоторамке, разбивая ее в дребезги, кроша стекло. Точно так же, как несколько минут назад разбилась вся моя жизнь, и разлетелись на мелкие осколки все мечты о будущем. А в голове вновь и вновь прокручивается голос Вадима из телефона, обращенный к НЕЙ, такой хриплый, рычащий, возбужденный. Такой до боли знакомый и в тоже время чужой. Сердце начинает кровоточить, покрываясь глубокими порезами, настолько глубокими, что они вряд ли когда-либо затянутся. Бью по осколкам стекла фоторамки, но мне этого мало. Откидываю декоративный куб в сторону, беру фотографию, чуть не поранившись о крошечные осколки стекла, рву ее на мелкие кусочки, задыхаясь от собственной агонии, разбрасываю ошметки глянцевой бумаги по кабинету.
Но моя агония только начинается. Оказалось, что я не умею медленно и драматично умирать, загибаясь от боли, рыдая на кровати, утирая слезы. Слез вообще не было, ни единой слезинки. Хотя я всегда была довольно впечатлительной, я могла плакать, смотря на красивый закат вдоль берега океана, или смотря сопливую мелодраму, а сейчас не могла. Я сошла с ума, и в этом сумасшествии вбежала на кухню. Схватила мусорный пакет и выбежала в гостиную, открыла комод и достала огромный свадебный альбом, семейный альбом до появления Кирилла, диск с записью нашей свадьбы, и остервенело запихала все в пакет. Поднялась наверх, раскрыла шкаф и вытащила свое свадебное платье, не понимая какого черта я его столько времени хранила. Открыла ящик и нервно выкинула из него дорогие моему сердцу безделушки, ища свадебную подвязку, запрещая себе вспоминать, как Вадик снимал ее с меня зубами, целуя мои ноги.
Вышла с пакетом во двор, кинула все посреди своего, почти, увядшего сада. Вошла в гараж, схватила бутылку с бензином и большие каминные спички. Подошла к пакету, вынула из него платье, бросила на землю и облила его бензином. Платье вспыхнуло мгновенно, почти опаляя мне лицо и волосы, но я вовремя отскочила назад. Вытащила из пакета подвязку, без жалости кидая ее в костер, в котором горела и корчилась от ожогов моя душа. Вынимаю чертовы альбомы, но не швыряю их целиком, а словно мазохистка, вынимаю фотографии и по одной рассматриваю их, вспоминая каждое наше мгновение, и кидаю в огонь. В какой-то момент картинки на снимках начали расплываться перед глазами, и я просто прекратила себя истязать, швырнув все фото разом вместе с пакетом. Упала на колени рядом с огнем, немного закашлялась от дыма, повеявшего в мою сторону, закрыла лицо руками. Семь лет — это так мало, а мне кажется я только что сожгла всю свою жизнь. Я всегда думала, что есть МЫ. Но был только ОН, а я в качестве его тени. Все это время он жил полной жизнью, ни в чем себе не отказывая. А я жила только ИМ. Боготворила его, дышала Вадимом, по сей день, смотря на него безумно влюбленным взглядом. А на самом деле я сама нарисовала у себя в голове образ моего идеального мужа и влюбилась.
— Полина? — слышу позади себя голос Риты, а сил обернуться и ответить нет. — Поля! — кричит подруга, открывая скрипучую калитку между нашими домами, которую мы сделали для того, чтобы спокойно ходить друг к другу в гости. — Полечка, ты что? Что случилось?! — обеспокоенно спрашивает подруга, хватая меня за плечи, пытаясь поднять с земли. — Вставай, пожалуйста, холодно, а ты в легком платье, босиком сидишь на земле, — я поднимаюсь и безвольно иду за подругой, слов которой уже не слышу. Замечаю, что она ведет меня в сторону моего дома.
— Нет, я не хочу туда идти! — кричу я, вырываясь из ее захвата.
— Полина, ты мне только скажи, все живы, здоровы?
