— Что за тон? — недовольно спрашивает Вадик, прищуривая глаза, потому что я ещё никогда так с ним не разговаривала. — И что это значит? Что опять, мать твою, произошло!? Почему ты не ночевала дома? И что за бардак ты устроила в доме? — спрашивает он в обвинительном тоне. А я сажусь в кресло, потому что не могу больше ходить по комнате, меня накрывает слабостью и ломотой в костях. Сын прав, у меня температура.
— Что произошло? — откидываясь на спинку кресла, произношу я. — Вчера я в твоем кабинете разбила и порвала нашу свадебную фотографию. Потом собрала наши альбомы до рождения Кирилла, диск с записью, свадебное платье и сожгла все к чертовой матери. Я забыла надеть пальто и поэтому простыла, потом пошла к Ритке, выпила коньяка и уснула. А как ты провел вечер и ночь? — спрашиваю я, приподнимая брови, вкладывая в голос всю злость и ненависть.
— Ты сошла с ума? Что бл*дь с тобой вообще происходит в последнее время?
— Ты не ответил на мой вопрос. Как ты провел эту ночь?! — соскакиваю с кресла, подхожу к нему близко, смотря в его глаза, стараясь вынести его тяжелый взгляд. Вадим молчит, дышит тяжело, немного склоняя голову, смотрит на меня с подозрением.
— Я бы провел эту ночь дома, вместе с тобой, как и хотел, только ты вчера устроила очередной спектакль, — как это все на него похоже, сразу обвинить во всем меня. Я ошибалась, он мне никогда не лгал. Он просто не говорил правду, мастерски, как сейчас, уходя от ответов.
— Хочешь я скажу, где и с кем ты был? — шепотом проговариваю ему в лицо. — Ты был с Валерией. Твоей любовницей. Вы заказывали еду из ресторана и любимое вино твоей шлюхи. А пока вам доставляли еду, она скакала на тебе, выкрикивая твое имя, — произношу я, смотря, как Вадик меняется в лице, немного бледнея. — Как давно ты мне изменяешь с ней? И сколько за время нашего брака у тебя было таких Лер?
— Что ты несешь? Какая нахрен Лера? — так же тихо, севшим голосом, спрашивает он.
— Не надо. Не лги мне, смотря в глаза. Если нечего сказать, лучше молчи, — шиплю ему в лицо. — Я все слышала. Твоя шлюха либо тупая дура, не умеющая пользоваться телефоном, либо хитрая сучка. Я склоняюсь ко второму варианту. Вчера ночью она нажала «ответить» в своем телефоне, позволяя мне прослушать, как ты ее трахаешь! Молчи! — кричу я, поднося палец к его теплым губам, когда он пытается что-то сказать.
— «Заказала?», «- Да, доставка в течение часа. Ресторан в квартале от нас и такая долгая доставка. Мой зверь очень голодный? А себе я заказала любимое вино» «Боже, Вадим, ты изверг!» «Дай отдохнуть!» — дословно цитирую ему все услышанное вчера, потому что я теперь вряд ли забуду, как рухнул наш брак. На глаза наворачиваются очередные, непрошеные слезы, потому что я читаю в его взгляде, что все это правда. Мне не приснилось и не показалось. Он так близко, что я чувствую его тепло и дыхание. Но в то же время, с каждой секундой его молчания, мы словно отдаляемся друг от друга. Чего я хотела в этот момент? Наверное, я хотела, чтобы он вновь меня обманул и привел такие аргументы, в которые я бы поверила. Или упал передо мной на колени, вымаливая прощение. Я бы не простила, да и легче мне бы не стало. Но я ждала от него хоть каких-то действий и разъяснений, а не тяжелого давящего молчания.
— Зачем? — спрашиваю я дрожащим голосом, чувствуя, как по щекам катятся слезы, а Вадик вдруг отводит взгляд на окно, впервые не выдерживая моего взгляда. И, наверное, только в эту минуту я окончательно понимаю, что мое счастье рухнуло, с оглушительным звоном разлетаясь на куски. Мелкие, острые осколки. Меня даже начинает тошнить от чувства отвращения. Смотрю на его лицо, тело через пелену слез и представляю, как к нему прикасалась ОНА. Вот этими чувствительными, теплыми иногда нежными, иногда грубыми губами, он дарил ей удовольствие, которое дарил и мне. Вот этими сильными, мужественными руками он трогал, ласкал ее или сильно сжимал в порыве страсти. А его тело трогала она, ощущая всю его мощь, наверное, точно так же сходя с ума от его запаха. И все это он делал с нами обеими практически одновременно. И меня окатывает чувством отвращения, словно я участвовала в групповом сексе, деля мужа с другой женщиной.
Замахнулась, чтобы дать пощечину, но он резко поймал мою руку, а потом также резко отпустил, позволяя себя ударить. И я ударила. Со всей силы, наотмашь, так, что его голова немного дернулась, принимая мой удар. На его щеке расползлись красные следы от моих пальцев, и я ударила еще, и еще, чтобы сделать ему так же больно, как и он мне, а он все это время смотрел мне в глаза, принимая мои пощечины, от которых у меня горела и болела рука. Но мне было этого мало. Ничтожно мало. Я била его до тех пор, пока не начала задыхаться в истерике, захлебываясь слезами.
А потом все закончилось, ровно тогда, когда он схватил меня за запястья, потянув на себя, резко впечатывая в свою грудь, чтобы утешить. Я на секунды потерялась, чувствуя, как все плывет перед глазами и зарыдала, громко, навзрыд, утыкаясь в его грудь, чувствуя, как сильно бьется его сердце, буквально отбивая грудную клетку. Но я больше не хотела, чтобы он меня касался. Никогда! Мне было очень больно от каждого его касания и такого лживого тепла. Ну не может человек любить одну женщину и трахаться с другой. Или я вообще отказываюсь понимать этот мир.
Я оттолкнула его со всей силы, отрываясь от его груди. В глазах резко потемнело. Меня трясло и знобило. Я чувствовала, как вся горю и теряю равновесие, постепенно оседая на пол. Определенно это все происходило от болезни и температуры. Но больше всего меня мучила душевная болезнь. В груди жгло и мучительно болело сердце, задыхаясь от агонии. Я теряла силы и куда-то летела, словно медленно проваливалась в пропасть. Все плыло перед глазами, и я перестала ощущать реальность. Сильные руки подхватили меня и уложили на кровать. Вадим что-то говорил, раздевал меня, укладывая на подушки, укрывал одеялом, гладя по лицу. У меня не было сил сопротивляться, я просто куда-то провалилась и перестала ощущать время. Я приходила в себя и в каком-то тумане ощущала, как меня поили противным лекарством. Потом я слышала знакомый голос нашего семейного врача. Стонала, когда мою руку обожгло уколом. И вновь провалилась в уже глубокий и спасительный сон. Я надеялась, что он вернет силы, чтобы собрать вещи и уехать домой к маме…
* * *
Пару дней прошли, словно в густом тумане. Я все прекрасно осознавала. Кто рядом со мной и что делает. Но слабость накрывала меня, все время клонило в сон, в который я с радостью проваливалась, мечтая подольше поспать, чтобы, наконец, набраться сил. Вадим изображал из себя заботливого мужа и очень предусмотрительного хитрого человека. Он не отвез Кирюшу к своей матери, а сам провожал его в сад и вовремя забирал. Он не ездил на работу, решая все свои дела дома. Приносил мне лекарства, вызывал семейного врача и готовил с сыном ужины и завтраки. Я не разговаривала с ним, но все покорно принимала. Не было сил сопротивляться, и я знала, что как только скажу ему хоть слово, опять впаду в истерику. Он приносил мне еду вместе с Кириллом, заставляя есть, прекрасно понимая, что при ребенке я буду вести себя как раньше. А я смотрела на сына и не понимала, как я объясню ему, что мы больше не будем жить с папой. Ведь он начнет задавать вопросы, а я еще не нашла на них ответы. Да и Кирюша очень привязан к Вадиму. Какой бы Вадим ни был двуличный, он хороший отец. Раньше я никогда не понимала семейные пары, которые живут вместе ради детей, не любя друг друга. Разве детям хорошо в семье, где нет любви и теплых отношений между родителями? А сейчас вдруг осознала, что при размолвках и расставаниях родителей — тяжелее всего детям. Ведь им все равно, что отец изменяет матери. Они не понимают, что между родителями вдруг образовалась огромная пропасть. Дети просто хотят, чтобы мама и папа были вместе, не руша их детский мир.
