Загоняю машину во двор, игнорируя звонки секретарши и моего заместителя. Пусть на хрен все сгорит, у меня сейчас в душе похлеще пожар разгорается. Все тело горит в прямом смысле. Никогда не умел держать себя в руках и решать проблемы с холодной головой. А сейчас боюсь даже слово ей сказать и причинить вред. Что бл*дь она творит?! Что в ее голове?! Это такая изощренная месть мне?! Ты трахаешь шлюх, а я убью твоего ребенка, чтобы ты сдох от боли, потому что сам виноват?! Выхожу из машины, открываю дверь для Полины, а она даже с места не двигается. Смотрит в одну точку, словно не в себе. А мне кажется, это я сейчас сойду с ума.
— Пошли в дом, холодно, — и она покорно идет, по-прежнему смотря себе под ноги. Мы относительно спокойно входим в дом, раздеваемся в прихожей, я хватаю ее за руку и веду в гостиную. Сажаю на диван, снимаю пиджак, кидаю его в кресло, и сажусь напротив Полины на журнальный столик. Облокачиваюсь на собственные колени, подаваясь к ней, чувствуя, как она глубоко дышит, продолжая дрожать, и виновато смотреть на свои руки, которые сжимают платье. Сам смотрю на ее напряженные пальчики с аккуратным маникюром и бесцветным лаком, как она сильно сжимает ими свое платье, и молчит. Черт, солнце мое, до чего мы дошли?!
— Зачем? — на выдохе могу произнести только один вопрос, а она молчит, и это ее безмолвие не позволяет мне быть спокойнее. У нее в кармане начинает звонить телефон, но мы не реагируем. Мы оба рассматриваем ее пальцы. Глубоко вдыхаю, пытаясь сглотнуть ком в горле. Хочется кричать, трясти ее как неживую куклу, вынуждая мне ответить или уйти напиться где-нибудь. Сжимаю голову руками, закрываю глаза, пытаясь перебороть эти желания. Ее телефон замолкает и тут же начинает трезвонить снова.
— Отвечай! Зачем ты хотела убить моего ребенка?! — мне кажется, я вновь задыхаюсь от этих вопросов. Звонок из ее смартфона раздражает, действуя мне на нервы. Полина вынимает из кармана аппарат, сбрасывает звонок, даже не смотря на дисплей.
— Я не знаю, — так тихо говорит она. — Я не хотела… Точнее хотела, но.… Но это была не я…, - пытаюсь быть терпеливым и дать ей возможность высказаться, но чертов телефон в ее руках, взрывает мое терпение очередным звонком. Полина вздрагивает, смотрит на дисплей вместе со мной, а там высвечивается имя «Виталий». И все.… Выхватываю у нее телефон, отвечаю на звонок, и подношу аппарат к уху. А моя жена впервые за этот день испуганно поднимает на меня глаза. Сука! Она сейчас боится за этого ублюдка?!
— Еще раз позвонишь моей жене, и это будет последнее, что ты сделаешь в своей ничтожной жизни! — буквально рычу в трубку. Сжимаю аппарат с такой силой, что он почти трещит в моих руках. Я даже рад, что этот мудак названивает моей жене именно сейчас. Я могу выместить свою ярость, не трогая жену. А он молчит, тяжело дыша в трубку. Полина тянется ко мне в желании забрать телефон, но я размахиваюсь и кидаю телефон в стену, разбивая его к чертовой матери. Полина вновь вздрагивает, вся сжимается и закрывает лицо руками, словно я собираюсь ее ударить. Не выдерживаю, встаю с места, начинаю расхаживать из стороны в сторону. Всё-таки подхожу к бару и наливаю себе двойной виски. Опрокидываю стакан почти залпом, ни хрена не чувствуя вкуса.
— Поля, я все понимаю, в твоих глазах я мудак. Тебе больно и в тебе играет жажда мести. Но наш ребенок.… Как ты могла?
— Откуда ты узнал?
— То есть ты еще не хотела, чтобы я узнал?! — уже кричу, смотря, как ее светло-зеленые глаза наполняются слезами. Обхожу диван, встаю позади нее, упираясь руками в спинку дивана, чтобы обрести чертово равновесие. — То есть ты хотела по-тихому выкинуть нашего ребенка в мусорное ведро?! — понимаю, что говорю ей слишком жестокие вещи, но сдержаться уже не могу.
— Нет! Нет! Нет… — приглушенно кричит она, начиная рыдать в собственные руки. — Я не знаю, что на меня нашло, Я… О, Боже… Я идиотка! Я не хотела …, - в истерике повторяет она. — Господи, мне просто так больно, до сих пор. Очень больно. И эта боль она выжигает из меня душу! Я потерялась… Я совершенно не знаю, как мне быть. Ребенок ни при чем. Я просто…, — она не договаривает, соскакивает с дивана и убегает наверх. А я почти падаю от бессилия. Стискиваю в руках обивку дивана от того, что мне тоже сейчас по-настоящему больно. У тебя получилось, солнышко мое. Ты отомстила. Я горю от твоей мести и чувствую себя последней мразью. Отталкиваюсь от дивана, вновь иду к бару, наливая себе еще стакан неразбавленного виски. Глотаю напиток, уже чувствуя, как внутренности обжигает крепким алкоголем.
Осматриваю осколки телефона и маленький скол на стене, а внутри все скручивает тугим узлом от жгучей агрессивной ревности. Какого хрена этот мудак привязался к моей жене!? Испытываю огромное, почти непреодолимое желание найти его и закопать живьем прямо сейчас! Я даже иду в прихожую, надеваю первую попавшуюся куртку, хватаю ключи от машины, берусь за ручку двери, но торможу, застывая в дверях. Нет, этот мудак не стоит того, чтобы я сейчас оставлял Полину одну. Мне вообще сейчас хочется не отпустить ее как она постоянно просит. Сейчас я испытываю желание привязать ее к себе стальными цепями и никуда не отпускать! Черт! Кусаю собственную руку, почти прокусывая ее в кровь. Нет, родная, не могу я, понимаешь?! Не могу тебя отпустить. Кричи, ненавидь меня, презирай, считай чудовищем, но будь со мной!
Скидываю куртку и иду наверх в спальню к Полине. Подхожу к двери, прислушиваюсь, но ничего не слышу. Толкаю дверь, медленно прохожу внутрь и замечаю мою девочку на кровати. Она лежит, поджимая под себя ножки, и прижимает руку к животику. Она тихо беззвучно плачет, кристально чистые слезки льются через закрытые веки. Полина будто вся в себе, не слышит меня, начинает гладить свой животик и что-то беззвучно шептать, словно прося у нашего ребенка прощение. А у меня все сжимается внутри от того, что я прекрасно осознаю, до чего довел мою солнечную девочку. Она же мой маленький, хрупкий и ранимый цветочек, ее надо беречь от этого мира, ласкать и любить. Прохожу в комнату, обхожу кровать, скидываю с себя рубашку и ложусь рядом с моей девочкой. Прижимаюсь грудью к ее дрожащей спине, чувствуя, как она напрягается и затихает, будто не дышит совсем. Веду рукой по ее плечу, аккуратно поглаживая, вдыхаю ее сладкий запах, утыкаясь носом в ее волосы.
— Отпусти меня, — осевшим тихим голосом, почти с мольбой просит она. — Я с Кирюшей уеду к маме. Там свежий воздух, и нет городской суеты, там хорошо и спокойно. Ты можешь навещать Кирилла, когда захочешь. Можешь следить за беременностью, если хочешь, приехать на роды и видеться с детьми. Я не буду делать глупостей. Мне будет там лучше. Пожалуйста, отпусти меня, хоть раз, сделай, как я хочу.
Однажды, лет пятнадцать назад, мне прострелили ногу и руку, и даже в тот момент я не ощущал такой боли как сейчас. Хочется выть во весь голос как раненое животное от сжирающей меня агонии. Но я кусаю губы в кровь, еще сильнее прижимаясь к моей девочке.
— Не могу, солнце мое. Проси все, что хочешь, но только не это. Или убей меня, но я не могу тебя отпустить. Тем более сейчас, — накрываю ее ладонь, и прижимаю наши руки к ее животу, словно наши дети единственное, что может нас спасти….
