— Чем он хотел тебе помочь?
— Он предлагал мне увести меня и сына от тебя, — даже если этот ублюдок и не причастен к поджогам, я с удовольствием при первой же встрече, еще раз сломаю ему нос и челюсть!
— А ты, наверное, согласилась, только я не вовремя появился, — не предъявляю, констатирую факт. Она долго молчит и смотрит на свои пальчики. Моя девочка всегда так делает, когда нервничает. Один ее всхлип, подступающие слезы, и я снова подхожу к ней. Опускаюсь уже на колени. Боже, я идиот. Она беременна и завтра моя семья уедет, а я не мог поговорить с ней мягче. Беру ее за руку, подношу нежные пальчики к губам и целую. Не выдерживает мое сердце ее слез. — Все, тихо, не надо. Я полный идиот, прости меня, моя девочка, — сам не понимаю, как из меня вырываются эти слова, только Полина после них начинает рыдать навзрыд. Вырывает свои ладошки и закрывает лицо руками.
— Ты понимаешь, что я не могу больше тебе поверить. Я хочу, но не могу, мне каждое твое слово фальшью кажется. У тебя проблемы на работе, а в моей голове не работа, а очередные измены, — приглушенно в руки произносит она.
— Понимаю. Я все понимаю. Пожалуйста, не плачь…, — с силой отрываю ее руки от лица и к своим щекам прикладываю.
— Я хочу к маме… и уже не хочу, — так по-детски произносит она. А из меня горький смешок вырывается.
— Как это понимать? — поворачиваюсь, целую теплые ладошки. Тянусь к ее припухшим губкам, а она отворачивается от меня. Насильно ловлю ее лицо, чтобы в глаза мне смотрела.
— Я до сих пор хочу уйти, но сейчас не могу, потому что тебе грозит опасность. Я за тебя боюсь, — шепотом проговаривает она, а я начинаю улыбаться как придурок.
— Значит, не хочешь ты уходить от меня, моя хорошая. А я и не отпускаю. Это всего лишь на время и то я скоро приеду. А потом и вовсе назад заберу.
— Это все не решит наши проблемы, не вернет мое доверие и не уймет мою боль, — уже успокаиваясь, холодно проговаривает она.
— Я понимаю, солнце мое. Но все это ты будешь переживать рядом со мной и никак иначе. Завтра вы вылетаете вместе с охраной. А сегодня давай сделаем вид, что у нас все хорошо. Просто будем семьей. Сейчас мне это необходимо, — Полина качает головой, и быстро моргает, чтобы вновь не расплакаться. — Мы еще вернемся к этому разговору. Позже, когда я все здесь решу, — а она смотрит на меня потерянным взглядом и ничего не говорит. К черту слова, они ничего не значат, просто хочу, чтобы она почувствовала меня.
— С тобой правда будет все хорошо?
— Да, солнышко, если с вами будет все хорошо и со мной тоже, — сильнее обхватываю ее лицо и прикасаюсь к губам, а она не отвечает мне. Целовать позволяет, но реакции не дает. А мне так не хватает ее тепла и любви сейчас. Впиваюсь с диким отчаянием в ее рот, губы немного соленые от слез всасываю. Полина руками стискивает мою рубашку, а на поцелуй все равно не отвечает, словно не живая. Понимаю, что сам убил в ней любовь. Но она ведь все равно меня любит. Хочется верить, что любит…
— Вадим! — отталкивает меня от себя. — Ты обещал провести время с Кириллом. А мне вещи нужно собирать, — уже безэмоционально заявляет она, встает с кресла и быстро выходит из кабинета, а я сажусь на пол, облокачиваясь на кресло, и сжимаю голову руками. Ну а как ты хотел? Насмехается надо мной внутренний голос. За свои поступки нужно расплачиваться сполна.
Полина
Знаете, мечты сбываются. Сбываются именно тогда, когда мечта уже не актуальна. Я хотела домой к маме, рвалась и требовала Вадима отпустить меня, позволить глотнуть свежего воздуха. И вот я здесь, дыши, сколько хочешь, только уже не хочется.… Уже почти месяц Вадим там, а мы с Кириллом здесь. На первый взгляд все хорошо, просто прекрасно. Тишина, спокойствие, нет суеты и смога большого города. Воздух здесь чище и люди доброжелательнее. Мама на седьмом небе от счастья от того, что мы приехали, папа постоянно возится с Кириллом не нарадуясь нашему присутствию. Со мной все хорошо. Моя доченька растет внутри меня и уже активно пинается, напоминая о себе. Несмотря на то, что у нас маленький бесперспективный городок, врач у нас хороший и опытный. Только вот радости и спокойствия мне все это не принесло.
Волнение нарастало с каждым днем. Я буквально места себе не находила. Вадим звонил почти каждый день, разговаривал с сыном, даже шутил. Говорил мне, что безумно скучает, а я не верила ему. Ведь если все хорошо, почему тогда он нас не забирает и нас окружает охрана. Они везде, под окнами, возле поезда. Охрана ходит за нами по пятам, не оставляя ни на минуту. И это все не давало мне расслабиться ни на минуту.
Я уже не думала об изменах и других женщинах. Это все как-то стало не важно, ничтожно по сравнению с тем, что творилось. Я боялась за мужа. Я хотела быть рядом с ним. Ругаться, не разговаривать, плакать, обижаться, но рядом с ним. А из-за беременности и гормонов я вообще превратилась в более плаксивую и впечатлительную женщину. Я хотела мужа, безумно хотела. Просто рядом со мной, чтобы как всегда обнимал меня, гладил мой живот и говорил, что общается с нашей дочерью, а на самом деле ласкает меня. Мне его безумно не хватало. Иногда мне хотелось, как маленькой капризной девочке позвонить ему и потребовать приехать. За семь лет нашего брака мы ни разу так надолго не расставались. Кто-то во время беременности хочет клубнику с селедкой, кто-то ест мел, а я хотела мужа. Знала, что стоит мне сказать, что я скучаю, и он бросит все и прилетит ко мне, но мерзкий голосок внутри меня постоянно нашептывал: “Как он сейчас снимает напряжение из-за проблем? Кого он жестко трахает? Ведь он сказал, что не может без этого”
Меня кидало из крайности в крайность, то я безумно хотела видеть Вадима, то люто ненавидела его, рисуя как он сейчас, возможно в эту самую минуту имеет других женщин. Но в последние три дня все это отошло на второй план, поскольку Вадик буквально пропал. Он не звонил и не отвечал на звонки. И я сгрызла все ногти в ожидании его звонка. Я готова была сама его убить за то, что заставляет меня так волноваться. На третий день я достала свою охрану. Пару молчаливых парней только разводили руками и говорили, что общаются только с начальником безопасности. Я потребовала у них телефон Савелия, но он был недоступен. Как оказалось, простить можно все, абсолютно все, тысячу женщин и измен, когда тому, кого ты любишь, грозит опасность.
— Мама, а как мы назовем сестренку? — спрашивает меня Кирилл, поедая любимый творожок с фруктами. Моя мама ушла на работу, отец поехал проведать в больницу своего друга. Мы завтракаем одни, на большой кухне моей родной квартиры в которой кажется за все годы моего отсутствия ничего не изменилось.
— Не знаю, малыш, я ещё не придумала, — отвечаю я, а сама вновь сверлю глазами телефон, в надежде, что Вадик позвонит.
— Папа сказал, что ему очень нравится имя Ева, но решать тебе, — как бы, между прочим, заявляет мне сын. — Когда звонил в прошлый раз, а ты не захотела с ним разговаривать и дала трубку мне, — хочется ответить сыну, что я дура. Почему я не поговорила с Вадимом? Может он хотел мне что-то сказать.
