— Вадим, он заговорил, — сообщает мне Сава.
— Кто заговорил? — разум вообще отказывается воспринимать дополнительную информацию, голова разрывается.
— Жилин Сергей Алексеевич, так зовут того, кто хотел похитить твоего сына.
— Продолжай, — встаю со стула, вновь поворачиваясь к окну пытаясь прийти в себя.
— Он просто наемник. Причем не очень хороший. Я вообще не понимаю на что они надеялись.
— Сава, мать твою, не тяни время, кто его нанял?!
— Шульц. С деньгами и связями можно управлять людьми даже из изолятора. Они хотели потребовать снятия обвинений и передачу всего твоего бизнеса.
— Ясно, держать мразь в подвале. Записать все его показания. Я позже решу, что с этим сделать, — скидываю звонок, и чувствую, как мне становится хреново. Вот к чему привел твой образ жизни, Вадим. Из-за мимолетного траха семилетней давности твоя семья разрушилась, твой сын в тяжелом состоянии, жена после операции, а дочь родилась недоношенной. И я такой мудак, что даже не помню лица той бабы. Я вообще не помню их лиц и голосов. Ну что Вадим, стоила ли твоя похоть твоей семьи? Меня ужасно пугало, что Полина теперь не простит меня никогда. А я сдохну без нее. Нет, я, конечно, могу ее заставить быть со мной, но я хочу другого. Я любви ее хочу. Настоящей как раньше, безграничной. Но теперь, похоже, я все разрушил окончательно. Я сам себя простить не могу. Хочется разбежаться и раскроить себе череп об стену, но я не имею на это права. Я должен идти и принимать свою реальность захлебываясь в собственной боли. Я теперь так много должен своей семье.
Глава 14
Вадим.
Моя девочка такая маленькая совсем крошечка. Смотрю на нее через стекло и сердце болезненно ноет, обливаясь кровью. Глаза нещадно щиплет от подступающих слез. Эмоции захлестывают, душа разрывается. Моя маленькая Евочка, моя доченька. Красненькая, сморщенная немного, но все равно красивая. Зажмуриваюсь, не в силах больше на нее смотреть. Меня выворачивает наизнанку от вины за то, что мои дети и жена сейчас страдают из-за меня. Со стоном упираюсь лбом в стекло, вновь открываю глаза и стискиваю челюсть, чтобы не завыть в голос.
— Вы муж Покровской? — спрашивает меня женщина средних лет, выходящая из комнаты за стеклом, где лежит моя дочь.
— Да, как моя дочь?
— Роды были экстренные, не самые сложные конечно, но кесарево само по себе не естественные роды. Все будет хорошо. Подышит ваша девочка обогащенным кислородом, немного наберет веса и устроит вам еще бессонные ночи — усмехается женщина. — Патологий, слава Богу, нет, через пару месяцев ваша дочь догонит сверстников и станет самым обычным ребенком. Не переживайте, а то на вас лица нет, — женщина поглаживает меня по плечу и уходит в противоположный кабинет, а мне кажется мне самому нужен обогащенный кислород поскольку у меня жжет легкие от недостатка воздуха. Еще полчаса я стоял и смотрел на мою спящую крошку, боясь вообще анализировать и думать, что будет, когда проснется моя жена. Никогда не боялся встреч и разговоров с женой, а сейчас меня буквально трясло от осознания того, что она меня не простит. Но я должен все это принять, пусть бьет меня. Больно бьет, наотмашь, я это заслужил. Всю жизнь считал себя сильным и уверенным в себе, а сейчас понимаю насколько я бессильное во всем виноватое ничтожество. И без своей семьи, детей и жены я никто…. Не важно, чего я добился в жизни, не важно, насколько высок мой бизнес и каково мое положение в обществе. Важно то, кто тебя любит, понимает и ждет дома, несмотря ни на что.
Подошел к палате, тихо открыл дверь и прошел внутрь, вообще не ощущая собственного тела, забывая дышать. Казалось Полина просто безмятежно спала, такая маленькая, моя красивая девочка. Немного бледная, длинные ресницы подрагивают и еле заметные веснушки на щеках и носу, которые она всегда старательно маскирует. А мне нравилось их целовать и водить по ним пальцами. Кажется, моя девочка отмечена самим солнцем.
Сел рядом с ней на стул и осторожно прикоснулся к ее пальчикам на руке. Все сравнительно хорошо. Операция прошла успешно, но именно сейчас я дико боюсь ее потерять. Она проснется, осознает произошедшее и возненавидит меня, и я не смогу заставить ее вновь полюбить меня, как ни в чем не бывало, и начать нашу историю сначала, наше прошлое никуда не выкинешь. Невыносимо хочется напиться до потери пульса, заливая в себя крепкий неразбавленный виски, чтобы хоть немного усмирить агонию, но я теперь не могу позволить себе быть слабым. Я сейчас все, что есть у моей жены и детей.
— Я люблю тебя, солнышко, всегда любил, с первого взгляда. Но, наверное, раньше не так как сейчас.… Не по-настоящему, что ли.… Все было слишком просто: увидел, заглянул в красивые зеленые глаза и понял, что вот она моя жена. Мне был тридцать один год, пришло время создавать семью. Все бабы вокруг меня не подходили на роль моей жены. А ты подходила, по всем параметрам.… И только недавно понял, что не могу без тебя, когда все сделал, чтобы потерять… — Понимаю, что она меня не слышит, но так хочется выговориться, иначе свихнусь. — Семь лет прожил по плану как все или как положено в мужском мире. Красавица домашняя жена, ребенок и любовница для утех… Честно, я думал, что так будет всегда и меня все устраивало…, — глубоко вдыхаю, поднимаю на Полину глаза и понимаю, что, наверное, хорошо, что она меня не слышит. Боже, я был таким идиотом со своими гребаными убеждениями, что меня сейчас выворачивает от самого себя. — А вы все, что у меня есть… Дети, они простят, а у тебя я готов ползать в ногах, простишь ли ты меня?
— Я пить хочу, — вздрагиваю, поднимаю голову, видя, как Полина смотрит в потолок.
— Да, солнышко, сейчас, — соскакиваю со стула, чувствуя, как меня шатает от усталости. Натыкаюсь на стул, нечаянно опрокидываю его на пол, трясу головой пытаясь взять себя в руки. Наливаю стакан воды, подхожу к моей девочке, приподнимаю подушки помогая ей попить.
— Где Кирюша?! — взволнованно спрашивает она меня, хватая за руку. — Ты догнал машину?!
— Тихо, солнышко, — присаживаюсь на край кровати, убирая волосы, упавшие ей на лицо. — Я догнал, — Полина облегченно выдыхает, а я напрягаюсь.
— Он сильно испугался? Где он, с твоей матерью? — а я словно язык проглотил не в силах сказать ей правды. Нет, сейчас я не могу, как всегда солгать, и не хочу больше этого делать.
— Он в больнице. Машина перевернулась,… и наш сын получил травмы… — воцаряется тишина, которая громче любого оглушительного крика. — Но врачи говорят, что все хорошо, — понимаю, что ни хрена не хорошо, но усталый затуманенный мозг просто не может найти слов оправданий и утешений. А она молчит, продолжая смотреть в потолок и сильно стискивать мои пальцы.
— Ему очень больно? — вдруг спрашивает она, оборачиваясь ко мне, убивая меня глазами полными слез.
— Нет, он спит, с ним моя мама.
— Почему ты здесь сидишь?! Почему ты не с ним?! — громко насколько ей позволяют силы кричит она, пытаясь встать, но тут же морщась падает на подушки.
