Сон почти отозвался на мольбу похитить меня в мир без боли и страхов, но когда дыхание уже выровнялось, а сама я наконец провалилась в безмятежную дрему, чертова дверь снова открылась. Без стука, не дожидаясь приглашения, Руслан вошел в комнату и остановился у кровати, сбрасывая на нее ворох коробок и пакетов с позолоченной каемкой.
Непонимающе моргая, с удивлением посмотрела на солнце, рвущееся через занавески. Оказывается, уже утро. Протерев глаза, я села, плотно прижавшись к изголовью и натянув одеяло до подбородка. Глаза слипались от усталости, словно и не спала, а горло болело сильнее прежнего.
– Как спалось, Ева? – словно издеваясь, пропел хозяин дома, небрежно проводя длинными загорелыми пальцами по одной из коробок. Он не сводил с меня голодного испытывающего взгляда, мерцающего в сумраке комнаты. – Соскучилась по мне?
Я молчала, с ужасом наблюдая, как негодяй приближается. От него пахло дорогим парфюмом, по-настоящему мужским, будоражащим… И мне вдруг подумалось, что встреть я такого мужчину где-то в нормальной обстановке – сама последовала бы за ним, как зачарованная. Потому что в нем было привлекательно все: от внешности – суровой, но с правильными чертами – до манжет на рубашке. А уж какой был голос… Низкий, ласкающий слух жертвы. И этой жертвой стала я.
Он обошел кровать и присел совсем рядом, не трогая меня руками, но отчего-то я чувствовала их прикосновения к своей коже, и та снова горела.
– Говори со мной, Е-ева-а, – почти пропел, слегка растягивая гласные, он. И от этого маниакального желания произносить мое имя все внутри сжалось. С ним ведь явно творилось неладное. Руслан смотрел на меня, как психопат, едва сдерживающий порыв сделать что-то гадкое.
Я молчала. Просто не могла заставить себя произнести хоть слово.
Тогда он приблизил свое лицо к моему, замер в миллиметре и, чуть склонив голову, начал отсчет:
– Раз… два…
Голос хриплый, тихий, без намека на агрессию, а вот глаза обжигают злобой.
– Что мне сказать? – просипела, поняв, что не хочу знать, что будет, если снова ослушаюсь.
Его губы растянулись в подобии улыбки.
– Как ты себя чувствуешь?
И столько заботы в голосе, а глаза уже спускаются ниже, к шее, к рукам, и словно забираются под одеяло, разглядывают грудь, которую просто не могут видеть. От этого безумия у меня вдруг твердеют соски. Словно он уже дотронулся до них, как тогда, в музыкальной комнате. И я мучительно краснею, вспоминая то, что хочется выкинуть из головы навсегда.
Он все видит, замечает каждую малюсенькую перемену в моем лице и наслаждается.
– Я… кажется, заболела, – шепчу, стискивая в руках одеяло. Во рту пересохло, и взгляд невольно падает на пустую бутылку из-под воды.
Это Руслан тоже подмечает. Обернувшись к двери, говорит, лишь слегка повышая голос:
– Николай, прикажи Марине принести молоко с медом. И графин с теплой водой.
Мне становится смешно. Даже истерический спазм проходит по телу и врывается наружу тихим “хм”. Заботливый насильник. Кажется, мне повезло?
Руслан вскидывает одну бровь и вдруг рывком стаскивает с меня одеяло до пояса, обнажая грудь с болезненно твердыми вершинками. Я ахаю, пытаюсь вернуть пропажу на место, но его руки не дают.
– Лежать!
Всего одно слово, но сказано так, что я замираю и с ненавистью смотрю снизу вверх. А он уже развлекается вовсю. Подушечки пальцев правой руки касаются шеи и скользят ниже, проделывая точно тот же путь, что раньше делал его взгляд. Левая рука продолжает удерживать мои запястья. И стон сам вырывается наружу. Мой стон. Предательски срываясь с губ, он будто застревает в пространстве между нами. И от потяжелевшего взгляда Руслана становится тяжело дышать.
Мне кажется, что он вот-вот набросится на меня, но тут мужчина просто встает и отходит к окну, приказывая:
– Поднимись и взгляни, что я тебе принес.
Слова сопровождаются царским жестом в сторону пакетов и коробок, о которых я, признаться, успела позабыть.
И снова спорить не решилась, потому что, глядя на его напряженную спину и сжатые в кулаки руки, вдруг поняла – он сдерживается, чтобы не продолжить начатое. Это какая-то понятная только ему игра. Вряд ли такие, как Руслан, способны жалеть, но отчего-то он решил отсрочить экзекуцию.
На негнущихся ногах поднялась и потянула за собой одеяло.
– Оставь! – новый приказ. Голову даже не повернул, но голос стал еще раздраженнее.
С трудом проглотив вязкий ком в горле, я подошла к коробкам и нерешительно распахнула первую попавшуюся. Внутри оказалось бежевое платье на тонких бретелях с глубоким вырезом на спине. Вынув его, я разложила потрясающе красивую вещь на кровати и с удивлением уставилась на Руслана, при этом закрывая грудь руками. Тело снова начинало знобить, а в голове шумело.
– Открывай дальше, – он обернулся. – Все это твое. Мои подарки.
– Кому? – не поняла я.
– Ева, – он глубоко, с надрывом, вздохнул, – распаковывай дальше.
Мне. Это он для меня набрал все эти чертовы вещи, стоящие, безусловно, уйму денег. Меня передернуло, не то от поднимающейся температуры, не то от унижения и отвращения. Этот урод купил меня и теперь одевал новую игрушку. Щедрый! Нервно дернув завязки на очередной коробке, скинула крышку и вынула потрясающе красивую шелковую ночнушку, темно-синюю, с ценником и лейблом на внутренней стороне. Двести евро.
Я присвистнула и засмеялась, качая головой:
– Слишком дорого для меня.
Довольное выражение слетело с его лица, а я продолжала распаковывать вещи, швыряя открытое на пол. Брючный костюм, целый пакет дорогущего нижнего белья, блузка-боди, юбка, еще одно платье… И все на пол. Туда же заколки и несколько пар чулок. Пришла очередь длинного кашемирового свитера, но тут мое запястье было поймано рукой Руслана.
– Слишком дорого, говоришь? – Каждое слово как обещание долгой мучительной смерти. – Ты думаешь, дешево мне досталась, Е-ева-а?
Снова тянет мое имя, и я вздрагиваю, пытаюсь попятиться. Не выходит.
– Дорогая моя девочка, – он приближается, наступая прямо на разбросанные мною вещи, – ты даже не представляешь, чего мне стоило выкупить тебя. Не заставляй меня жалеть о тратах.
Шепот на ушко, и я снова жадно вдыхаю запах мужского парфюма, при этом чувствуя руку у себя на шее. Руслан чуть надавливает на позвонки подушечками пальцев, поднимается к затылку и, схватив за волосы, дергает вниз. Мы встречаемся взглядами, и он проговаривает каждое слово, почти касаясь губами моих губ:
– Ты будешь носить эти вещи, будешь называть меня по имени и выполнять каждое мое “хочу”. Когда хочу и где хочу. Дорогая девочка.
– Нет, – шепчу едва слышно и сама поражаюсь: зачем? Мне бы промолчать, вылечиться и сбежать. Лишь бы живой остаться. Но сказанного не вернуть.
