— В чем дело? Что-то случилось? — спросила Яна, обеспокоенная настойчивостью приятеля.
— У меня-то ничего. Я думал у тебя что-то случилось! Звоню-звоню, ты трубку снимешь и бросаешь, и все дела. Что еще за безобразие? Что происходит?
— Сема, да ты что? Я только зашла! — засмеявшись, протянула гадалка и, догадавшись, в чем дело, посмотрела на Джемму.
Вероятно, она, взбешенная повторяющимися звонками, решила утихомирить надоевший телефон и стала зубами или еще каким-нибудь доступным собаке способом снимать трубку аппарата. Не отходя от трубки, Милославская приласкала любимицу и продолжала беседу с приятелем:
— Как жизнь?
— Да вот хотел заскочить к тебе, пока часок-другой освободился, посидеть, все-таки давно не виделись.
— Да? Хорошо. Я не против! — обрадовалась Яна. — Заодно поделюсь соображениями.
— О чем? — заинтересовался Семен Семеныч.
— Да так… — многозначительно протянула гадалка. — У меня новое дело.
— Интере-есно! — ухмыльнулся Руденко. — Ну ладно! Скоро буду, тогда и поговорим. Портвейну захвачу? — несмело обратился к подруге Семен Семеныч.
— Ты же знаешь, я к твоему «Три Семерки» абсолютно холодна! — парировала гадалка. — Да и у тебя весь день еще впереди, работа. Ты же на машине?
— Работа… — разочарованно вздохнул Руденко, — черт бы ее побрал! Ну все, еду!
Семен Семеныч имел необыкновенное пристрастие к портвейну «Три Семерки» и употреблял его не только по праздникам, но и когда душа того требовала. Коллеги по работе знали о такой редкостной верности человека одному и тому же напитку и даже наградили Семена Семеныча одноименной кличкой — Три Семерки. Поначалу будучи не очень довольным прилипшим прозвищем, Руденко постепенно привык к нему и даже невольно стал откликаться, когда кто-то позволял себе такого рода панибратское отношение к сослуживцу. Яна тоже иногда использовала эту кличку, и Руденко, к счастью, нисколько не обижался.
Милославская знала, сколько примерно времени занимает дорога от места работы Семена Семеныча до ее дома. В эти свободные двадцать-тридцать минут она решила переодеться, немного подправить макияж и сварить кофе, чтобы встретить приятеля свежим горячим напитком, который ему очень нравился. Да и редкий гость оставался равнодушным к Яниному кофе, поскольку готовила она его просто отменно. Некоторые предполагали, что весь секрет заключается в серебряной джезве, которую Милославская не меняла и не собиралась менять на современные кофеварки, заполонившие прилавки магазинов. Ответ на этот вопрос гадалка и сама не знала, но, наверное, здесь играла роль и та частица души, которую женщина каждый раз вкладывала, готовя ароматный напиток.
Сменив джинсы и пуловер на домашний халат, в котором гадалка не считала зазорным появиться перед Руденко, она подошла к зеркалу и жесткой массажной щеткой стала расчесывать густые, блестящие черные волосы. Ими Яна была одарена от природы, поэтому она и знать не знала, что такое краска для волос. Клиенты, приходящие к Милославской, часто обращали внимание на ее волосы, видя в их угольной черноте признак чего-то необыкновенного, сверхестественного, магического.
Припудрив лицо и слегка подкрасив губы нежной персиковой помадой, гадалка отправилась на кухню и принялась за варку кофе. Не прошло и получаса с момента, когда позвонил Семен Семеныч, как он самолично пожаловал. Яна услышала звук изрядно тарахтящего мотора, выглянула в окно и увидела знакомые «поношенные» руденковские «Жигули». «Шестерка» капитана милиции, на самом деле, прошла огонь и воду, и медные трубы. Она доставляла своему владельцу великое множество хлопот, однако существования без нее Три Семерки все-таки не представлял, поскольку по долгу службы да и по семейной надобности ему постоянно требовалось доступное, находящееся под рукой средство передвижения.
— Хозяюшка-а, встречай, — выйдя из машины, Руденко заголосил, нарочито окая так, как это делают невольно жители Горьковской области.
Джемма пару раз недовольно тяфкнула и спокойно растянулась на коврике в углу кухни, так как чуяла хорошо знакомого гостя.
— Пара-ра-парам! — Семен Семеныч, разуваясь, напевал какую-то незатейливую мелодию. — Пара-ру-ра-ам…
— Что, Сема, жизнь весела стала что ли? — Милославская вышла в коридор и, посмеиваясь, глянула на друга.
— Не жалуемся, не жалуемся, — самодовольно проговорил тот, поглаживая рукой погоны.
— Ой-ой-ой! — иронично произнесла Яна. — Начальник никак похвалил?
— Похвалил, похвалил. Должна же быть когда-нибудь и у кота масленица!
— А по поводу жестокого убийства и последующего погребения молодой девушки ничего не сказал? — с ходу озадачила Руденко Яна.
— Это ты про что? — выпучив глаза, испуганно произнес Семен Семеныч.
Милославская начала было рассказывать историю, поведанную ей недавно Натальей Евгеньевной, но Три Семерки довольно скоро перебил ее.
— А-а-а! Так бы и сказала! А я-то думаю!
— А я как сказала? Разве не так? — удивилась Яна.
— Ну не понял я сразу, не-по-нял! — по слогам продекламировал Руденко.
— Слушай, а тебе это откуда известно? В прессе вроде не было ничего и на телевидении тоже…
— Я этим сейчас занимаюсь.
— То есть как?
— Так. Расследую это дело. Мать оставшейся в живых потерпевшей пожелала воспользоваться моими услугами.
— Вот те на! — громко захохотав, воскликнул Семен Семеныч. — Ничего себе совпадение!
— В чем дело? — ничего не понимающая Яна беспомощно развела руками.
— Я тоже расследую это дело, — четко проговаривая каждое слово, заявил Три Семерки, — не теми способами, которые используешь ты, конечно, но, тем не менее, мне поручено принимать в этом деле самое деятельное участие.
— А что ж ты тогда сразу ничего не мог понять? — удивилась Милославская.
— Да знаешь, я это все, честно говоря, как-то не очень держу в голове, — пренебрежительно поморщившись, произнес Руденко. — вообще, у нас и так куча серьезных дел, а тут приходится заниматься всякими там изнасилованиями.
— Изнасилованиями? — от удивления Милославская раскрыла рот.
— Ну да. Это такие банальные истории, что невольно забываешь подробности каждой из них. Ужасно, конечно, но такое сейчас происходит везде и всюду.
— Подожди, подожди, — гадалка жестом руки остановила приятеля, давай по порядку.
— Зачем? Ведь ты занимаешься этим делом и, наверное, и так все знаешь?
— Д-да… Но… Но об изнасиловании я, честно говоря, услышала только от тебя. Мать потерпевшей не сказала об этом, а с самой Валерией я пока не виделась.
— Вот это да? Что ж она не рассказала?
— Не знаю. Возможно, не захотела вдаваться в подробности, потому что это вновь причиняет ей уже испытанную боль, — предположила Яна, — а может быть, она просто считает, что знать об этом — дело милиции, а экстрасенсу важны другие детали…
