Тщеславие Франклина еще более распалилось летом 1722 года, когда брата без суда и следствия на три недели заключили в тюрьму по распоряжению властей Массачусетса за «глубокое оскорбление» и сомнение в компетентности по вопросу поимки пиратов. На протяжении трех выпусков Бенджамин руководил изданием газеты.
В автобиографии он хвастается: «В моих руках было управление газетой, и я позволил себе несколько нападок на наших правителей, что мой брат воспринял с большой благосклонностью. В то же время у всех остальных сложилось обо мне весьма неблагоприятное впечатление как о молодом таланте, имеющем склонность к клевете и сатире». Фактически, помимо письма к читателям, написанного Джеймсом из тюрьмы, в этих трех выпусках Бенджамина не было никаких других прямых вызовов городским властям. Самым рискованным из всего была отсылка в статье миссис Дугуд к сочинению в английской газете, защищавшей свободу слова.
«Без свободы мысли не может быть никакой мудрости, — утверждалось в вышеупомянутом сочинении, — и никакой гражданской свободы не может быть без свободы слова»
[41].
«Нападки», о которых вспоминает Франклин, он совершил неделей позже, после возвращения брата из тюрьмы. В статье Сайленс Дугуд он осуществил ожесточенное нападение на местные власти, возможно, самое едкое за всю свою карьеру. Вопрос, поставленный миссис Дугуд, звучал так: «Из-за кого же Содружество страдает больше: из-за лицемерных притворщиков или откровенных профанов?»
Не приходится удивляться, что миссис Дугуд Франклина доказывала: «Некоторые недавние мысли такого рода утвердили меня в мнении, что лицемер, если он занимает пост в правительстве, — более опасный из двух вариантов». В этом отрывке критикуется связь церкви и правительства штата, а ведь именно на этом принципе основано пуританское государство. Франклин (хоть и не называя имени) приводит в пример губернатора Томаса Дадли, который перешел от духовенства к законодательной власти: «Самый опасный лицемер в Содружестве — тот, кто оставляет Слово Божие, чтобы заняться юриспруденцией. Человек, соединивший профессии юриста и проповедника, способен обмануть всю страну религиозным учением, а затем дезавуировать и его, якобы руководствуясь законом»
[42].
К осени 1722 года у Франклина иссякли идеи для Сайленс Дугуд. Еще хуже, что его брат начинал подозревать, откуда берутся эти статьи. В своем тринадцатом опусе Сайленс Дугуд написала, как однажды ночью она подслушала разговор. Один джентльмен сказал: «Хоть я и писал от лица женщины, было известно, что я мужчина; но мужчине нужно усиленно работать над собой, а не практиковаться в остроумии, высмеивая других». Следующую статью Дугуд Франклин сделал последней. Когда он открыл, кто на самом деле скрывался за личиной миссис Дугуд, его статус среди читателей и авторов Courant возрос. Однако «это не очень порадовало» Джеймса. «Он подумал, должно быть, справедливо, что из-за этого я стану слишком тщеславным».
Сайленс Дугуд сошли с рук ее выпады против двуличности и религии, но когда Джеймс сочинил похожую статью в январе 1723 года, то снова попал в беду. «Из всех жуликов, — писал он, — наихудшие — это жулики религиозные». Религия была важна, писал он словами, которые точно отражали жизненные взгляды его младшего брата, и в придачу добавлял: «Слишком много религии хуже, чем вовсе никакой». Местные власти, отметив, «что вышеупомянутая газета склонна насмехаться над религией», незамедлительно выпустили приказ, требующий от Джеймса предъявлять каждый выпуск местным властям для утверждения перед публикацией. Джеймс открыто не повиновался приказу, смакуя свой протест.
Законодательное собрание ответило Джеймсу Франклину запретом на публикацию Courant. На секретном собрании в типографии было решено, что лучший способ обойти закон — печатать газету, но так, чтобы Джеймс не значился издателем. В понедельник 11 февраля 1723 года вверху на первой странице Courant появилась надпись: «Напечатано и реализовано Бенджамином Франклином».
Под руководством Бенджамина Courant стал осмотрительнее, чем под руководством его брата. Передовая статья в первом выпуске осуждала «отвратительные» и «злокозненные» публикации и вновь объявляла, что дальнейшие выпуски Courant будут «разработаны исключительно для развлечения и увеселения читателя», а также для того, чтобы «позабавить город самыми комичными и увеселительными случаями из жизни». Владельцем газеты, как утверждалось в передовой статье, будет греческий бог Янус, который может смотреть в двух направлениях одновременно
[43].
Однако только следующие несколько выпусков соответствовали этому заявлению. Большинство статей оказалось несколько устаревшими официальными отчетами, содержащими зарубежные новости или старые речи. Только одно сочинение безусловно написано Франклином — ироничное размышление над глупостью таких званий, как виконт или господин. (Его отвращение к наследственным аристократическим титулам станет темой, проходящей через всю его жизнь.) Спустя несколько недель Джеймс хоть и не официально, но фактически вернулся к управлению Courant. При этом он продолжал относиться к Бенджамину скорее как к подмастерью, чем как к брату и сотруднику газеты и писателю, что означало периодические побои. Такое обращение «слишком меня унижало», вспоминал Франклин, поэтому у него возникло желание двигаться вперед. Все сильнее становилось стремление юноши к независимости, которое помогло ему однажды создать характерный тип американского героя.
Беглец
Франклину удалось увильнуть, воспользовавшись уловкой, придуманной братом в личных интересах. Притворяясь, будто передает руководство Courant Бенджамину, Джеймс, чтобы сделать передачу управления законной, подписал бумагу об официальном прекращении обязательств своего подмастерья. Позже он заставил Бенджамина подписать новое соглашение, которое должно было оставаться в тайне. Несколько месяцев спустя Бенджамин решил бежать. Он сделал верный вывод, понимая, насколько неблагоразумным было бы обнародовать секретный договор.
Бенджамин Франклин оставил брата, чья газета со временем постепенно пришла в упадок. Ее репутация потускнела, и теперь ей отводится скромное место исторического примечания. Джеймс был обречен уйти в прошлое: причиной тому и острое перо его брата, и его собственный взрывной характер, «который слишком часто побуждал его награждать меня тумаками». И в самом деле, его значение в жизни Франклина отражено в резком замечании («Автобиография»), написанном Франклином, когда он выступал от лица колоний, противостоящих британскому правлению: «Я благодарен за его жесткое и тираничное обращение, ведь оно очень повлияло на меня, вызвав отвращение к деспотичной власти, оставшееся у меня на всю жизнь».
