Обиженная таким отношением, она ответила ему письмом с подробным изложением доказательств своего трудолюбия и бережливости и попыталась вернуть его благосклонность, отослав ему несколько образцов домотканой шелковой материи в качестве подарков королеве Марии-Антуанетте. Зная о желании отца всячески способствовать развитию местной шелкопрядильной промышленности, она добавляла: «Я покажу, что может экспортироваться из Америки».
Это был примирительный жест со всеми элементами — трудолюбием, самоотверженностью, продвижением американских товаров, благодарностью Франции, — которые должны были понравиться Франклину. Увы, шелковая материя была испорчена в пути соленой водой, но что еще хуже — отец стал насмехаться над ее планом. «Хотел бы я знать, каким образом тебе, которой не хватает денег на башмаки для себя, пришло в голову дарить ткани королеве, — писал он в ответ. — Я еще посмотрю, можно ли будет покрасить материю, чтобы сделать пятна на ней незаметными, и сшить из нее летние костюмы для меня, Темпла и Бенни». Тем не менее он закончил письмо на более доброй и нежной ноте. «Все вещи, которые ты заказала, будут тебе отправлены, чтобы ты оставалась хорошей девочкой и продолжала прясть пряжу и вязать чулки для своей семьи»
[478].
Сердце Франклина оказывалось гораздо более мягким, когда дело касалось новостей о внуках. В конце 1779 года Салли родила четвертого ребенка и в надежде доставить удовольствие Франклину назвала мальчика Луисом, по имени французского короля. В Америке это имя было настолько необычным, что люди часто спрашивали, является ли ребенок мальчиком или девочкой. Когда ее сын Уилли, проснувшись после страшного сна, прочитал вслух «Отче наш» и адресовал свою молитву Геркулесу, она обратилась за советом к отцу: «Что лучше сделать: кратко познакомить его с основами религии или позволить ему еще какое-то время молиться Геркулесу?» Франклин с долей юмора ответил, что ей следовало бы учить его «направлять свои молитвы более подходящим образом, так как поклонение Геркулесу теперь почти вышло из моды». Салли его послушалась. Вскоре она написала, что Уилли успешно изучает Библию и что у него «исключительная память» на литературные произведения. «Он выучил наизусть речь Антония над телом Цезаря, которую с трудом может продекламировать без слез». Ее дочь Элизабет, добавляла она, любит смотреть на портрет деда и «часто пытается соблазнить вас выйти из рамы, чтобы поиграть с нею, с помощью куска яблочного пирога — кушанья, которое она любит больше всего»
[479].
Салли также инициировала проект, который должен был получить безусловное одобрение отца. В то время как в декабре 1779 года солдаты армии Вашингтона мерзли в своих изорвавшихся мундирах, она мобилизовала женщин Филадельфии на сбор пожертвований, покупку одежды и изготовление более чем двух тысяч рубашек для осажденных войск. «Я очень занята кройкой и шитьем рубашек… для наших смелых солдат», — сообщала она. Когда Вашингтон попытался заплатить наличными за еще большее количество рубашек, женщины отвергли это предложение и продолжили работать бесплатно. «Надеюсь, вы одобрите то, что мы сделали», — писала она, явно напрашиваясь на похвалу. Франклин, разумеется, одобрил это начинание. Он похвалил ее за amor patrie (любовь к родине) и опубликовал во Франции отчет о ее деятельности
[480].
Ее сын Бенни также ощущал на себе особенности любви Франклина. Мальчик фактически был похищен из лона семьи Бейчей, чтобы сопровождать деда в поездке в Европу. После двух лет учебы в закрытом пансионе вблизи Пасси, в течение которых он видел деда не чаще одного раза в неделю, девятилетний ребенок был отправлен в школу в Женеву. За четыре года ему ни разу не довелось увидеть Франклина. Несмотря на свою любовь к французам, Франклин чувствовал, что католическая монархия не лучший учитель для его внука, поскольку, как писал он Салли, «я намереваюсь сделать из него пресвитерианина и республиканца»
[481].
Бенни забрал из Женевы французский дипломат Филиберт Крамер, который был издателем сочинений Вольтера. Изголодавшийся по человеческой любви и нуждавшийся в мужчине, способном заменить ему отца, Бенни привязался к Крамеру, но тот через несколько месяцев неожиданно умер. Какое-то время Бенни жил у вдовы Крамера Катарины, а затем был отдан на попечение Габриеля Луи де Мариньяка, поэта и офицера в отставке, который был директором школы.
Страшно одинокий, Бенни умолял, чтобы его брат Уильям или его одноклассник из Пасси Джон Кинси Адамс приехал навестить его. В крайнем случае мог бы он иметь удовольствие иметь портрет Франклина и какие-то новости о семье?
Франклин, всегда готовый рассылать свои портреты, направил один из них Бенни вместе с сообщением об успехах Салли в обеспечении рубашками солдат Вашингтона. «Будь прилежен в учебе, которая также может рассматриваться как служение своей стране, и будь достоин своей добродетельной матери», — писал он. Он также упомянул о том, что четверо бывших одноклассников Бенни из Пасси умерли от оспы и что он должен быть благодарен за то, что ему сделали прививку в детстве. Однако даже такие выражения любви содержали намек на зависимость его чувства от обстоятельств: «Я всегда буду сильно тебя любить, если ты будешь хорошим мальчиком», — так завершал он одно из своих писем
[482].
Бенни демонстрировал хорошие успехи в первый год и даже выиграл школьный конкурс на лучший перевод с латыни на французский. Франклин послал ему немного денег, чтобы он смог организовать небольшой праздник, на который победитель конкурса по традиции всегда приглашал своих одноклассников. Он также попросил Полли Стивенсон, по-прежнему проживавшую в Лондоне, подобрать для Бенни несколько книг на английском, так как внук стал проявлять признаки утраты навыков пользования этим языком. Полли, зная, насколько ее друг любит лесть, выбрала книгу, в которой содержались упоминания о Франклине
[483].
Но Бенни в конце концов стал испытывать страхи, свойственные впавшему в депрессию подростку, возможно, из-за того, что его никогда не навещали ни Франклин, ни Темпл и даже ни разу не взяли на каникулы в Пасси. Он стал застенчивым и ленивым, сообщала мадам Крамер, которая продолжала присматривать за ним. «У него прекрасное сердце, он чувствителен, рассудителен и серьезен, но никогда не бывает веселым и жизнерадостным, он неприветлив, имеет мало потребностей и лишен фантазии». Бенни не играл в карты, никогда не участвовал в потасовках и не демонстрировал признаков того, что когда-нибудь сможет проявить «большие таланты» или «страстные увлечения». (В этом предсказании она ошиблась, так как во взрослой жизни Бенни стал пассионарным газетным редактором.) Когда она напоминала Бенни о том, что он выиграл конкурс по переводу с латыни и что он, безусловно, способен хорошо учиться, «он холодно отвечал, что ему просто повезло», сообщала она Франклину. А когда она предложила ему попросить у деда увеличить размер своего денежного содержания, он не проявил к ее словам никакого интереса.
