Франклин, который все больше привязывался к Бенни, решил оставить его в Пасси. «Он продемонстрировал такую нерасположенность покинуть меня, а Темпл так не хотел с ним расставаться, что я решил оставить его, — объяснял Франклин в письме, направленном Полли в конце 1783 года. — Он ведет себя превосходно, и мы его очень любим». Возможно, с его способностью к языкам Бенни мог бы стать дипломатом, думал Франклин. Однако для этого требовалось поступить на государственную службу, что в случае с Темплом оказалось непростым делом. Однажды он заявил Ричарду Бейчу то же, что говорил своему сыну Уильяму и многим другим: для человека унизительна зависимость от государственной должности. Теперь ту же мысль он снова высказал Ричарду, на этот раз в письме о судьбе Бенни. «Я намерен дать ему профессию, на которую он сможет полагаться, а не быть вынужденным просить у кого-то милостей или должностей»
[539].
Выбор Франклина был очевиден. Маленький печатный станок в Пасси активно использовался в ту осень для печатания его багателей, так что он с радостью наблюдал, как мальчик с удовольствием работает в домашней типографии. Был приглашен мастер-плавильщик для обучения технологии отливки шрифта, а к весне Франклин убедил лучшего и самого искусного печатника Франции Франсуа Дидо взять Бенни в качестве ученика. Внуку предстояло пойти по стопам деда не только как печатника, но впоследствии и как редактора газеты.
Что касается Темпла, то Франклин был вынужден просить для него милостей и должностей. Во время отдыха прекрасным летом 1783 года он направил министру иностранных дел Ливингстону еще одну просьбу о протекции для внука Темпла:
Он прошел почти семилетний период ученичества на государственной службе и показал себя способным достойно служить Соединенным Штатам на этом поприще как человек, обладающий необходимыми знаниями, рвением, энергией, манерами и владеющий языками. <…> Не в моих привычках просить должности для себя или моих родственников, и я не собираюсь делать это и в данном случае. Лишь надеюсь, что если он не получит место в вашем новом министерстве, я буду информирован об этом как можно раньше. Пока у меня есть силы, я мог бы сопровождать его в поездке в Италию с возвращением через Германию, которая принесла бы ему больше пользы, если бы он совершил ее со мной, а не один, и которую я ему давно уже обещал в качестве вознаграждения за верную службу и нежную привязанность ко мне.
Но Темпл не получил должности в министерстве и не отправился в путешествие по Европе. Вместо этого он предпочел пойти по стопам деда (и отца) менее похвальным образом, чем Бенни. После неудачных попыток жениться на дочерях Бриойнов вступил в любовную связь с проживавшей в Пасси замужней женщиной по имени Бланшетта Кайо, муж которой был известным актером. От Темпла она родила внебрачного сына Теодора. По горькой иронии судьбы ребенок умер от оспы — болезни, унесшей жизнь единственного законного наследника по мужской линии трех поколений Франклинов. Теодор Франклин — незаконнорожденный сын незаконнорожденного сына внебрачного ребенка самого Франклина оказался, хотя и на короткое время, единственным потомком Бенджамина Франклина. Но, к сожалению, он не оставил после себя наследника, носящего его имя
[540].
Увлечение воздухоплаванием
Среди развлечений, которыми наслаждались Бенни и его дед летом и осенью 1783 года, было посещение грандиозных представлений — первых полетов воздушных шаров. История воздухоплавания началась в июне 1783 года, когда братья Жозеф и Этьен Монгольфье запустили в окрестностях Лиона надутый горячим воздухом неуправляемый воздушный шар, поднявшийся на высоту около шести тысяч футов. Франклины при этом не присутствовали, но были свидетелями подъема в воздух первого воздушного шара, наполненного водородом. Ученый по имени Жак Шарль изготовил из шелковой материи воздушный шар диаметром двадцать четыре фута и наполнил его водородом, который он получал, смачивая купоросным маслом раскаленные железные опилки. В обстановке ажиотажа шар взмыл в парижское небо на глазах пятидесяти тысяч зрителей и после сорока пяти минут полета приземлился в деревне, расположенной в пятнадцати милях от места старта. «Сельские жители, увидев падение шара, перепугались, — писал Франклин сэру Джорджу Бенксу, председателю Королевского общества, — и набросились на него с камнями и ножами, в результате чего он оказался изрядно покалечен». Затем началось соревнование за честь совершить первый полет с человеком. Его выиграли братья Монгольфье: 21 ноября они поднялись в небо на своем шаре, наполненном горячим воздухом. В то время как огромная толпа издавала ободряющие возгласы, а бесчисленное количество женщин попадало в обморок, воздушный шар с двумя людьми и несколькими бутылками шампанского оторвался от земли, едва не зацепившись за ветки деревьев. «Тогда я очень переживал за этих людей, опасаясь, что они могут выпасть из корзины или сгореть», — сообщал Франклин. Но вскоре воздухоплавателям удалось освободить воздушный шар, и он медленно поплыл в направлении Сены. Через двадцать минут братья приземлились на другом берегу реки и откупорили бутылки в честь своего триумфа. Франклин был среди выдающихся ученых, удостоверивших факт исторического полета. Он поставил подпись под документом, находясь у себя в Пасси, куда на следующий день прибыли братья Монгольфье.
Братья Монгольфье верили, что подъемную силу обеспечивает не только горячий воздух, но и дым, и поэтому инструктировали своих «аэронавтов» забрасывать пламя сырой соломой и шерстью. Однако Франклин отдавал предпочтение модели с «легковоспламеняющимся воздухом», в которой использовался водород, и оказал финансовую поддержку организации первого полета на таком шаре «с человеком на борту». Этот полет состоялся девятью днями позднее. В то время как Франклин наблюдал за ним из своего экипажа, остановившегося вблизи садов Тюильри (подагра не позволила ему подойти по мокрой траве к толпе зрителей), Шарль и его партнеры провели в воздухе более двух часов и успешно приземлились на расстоянии двадцати семи миль от места старта. И вновь Франклин направил через Бенкса отчет в Королевское общество: «У меня был карманный бинокль, через который я следил за полетом, пока не перестал различать сначала людей, потом корзину, а когда в последний раз посмотрел на шар, он показался мне не больше грецкого ореха». Со времени проведения первых экспериментов с электричеством Франклин неизменно верил, что сначала наука должна очаровывать и удовлетворять любопытство, а уже потом сделанным открытиям следует искать практическое применение. Первоначально он не пытался предугадать пользу от воздушных шаров, но был убежден, что в один прекрасный день эксперименты, как сообщал он Бенксу, «проложат путь к таким открытиям в естественных науках, о которых в настоящее время мы не имеем представления». Можно ожидать, отмечал он в другом письме, «важных последствий, которые не в состоянии предвидеть никто». Также широко известным оказалось его еще более краткое выражение той же мысли, сделанное в ответ на вопрос одного из зрителей о том, какова практическая польза от воздушного шара. «А какая польза, — ответил он вопросом на вопрос, — от новорожденного ребенка?»
[541]
