Пришлось предложить более земные меры. Через два дня после речи о необходимости молитвы — в субботу 30 июня — он помог запустить процесс, обеспечивший выход из тупика и в значительной степени способствовавший формированию новой нации. До этого дня шло обсуждение возможных компромиссов, но теперь пришла пора настоять на одном из них и поставить его на голосование.
Прежде всего Франклин сжато сформулировал проблему: «Все многообразие мнений сводится к двум пунктам. Если используется пропорциональная система представительства, то, как утверждают маленькие штаты, их свободы окажутся под угрозой. Если вводится принцип равенства предоставляемых голосов, то крупные штаты заявляют, что в опасности окажутся их деньги».
После этого, используя простую аналогию, основанную на его любви к ремесленникам и к строительству, он мягко подчеркнул важность компромисса.
«Когда нужно изготовить широкий стол, который не проходит в дверь, мастер чуть-чуть уменьшает размер столешницы и чуть-чуть расширяет дверной проем, обеспечивая необходимое соответствие размеров того и другого. Подобным образом и в нашем случае обе стороны должны поступиться частью своих требований».
Наконец он предложил разумный компромисс. В нижнюю палату представители будут избираться прямым голосованием пропорционально численности населения каждого штата, но в Сенат «легислатуры штатов будут выбирать и направлять равное число делегатов». Палата представителей займется вопросами налогообложения и расходования средств, а Сенат — утверждением высших чиновников и вопросами государственного суверенитета
[587].
Конвент постановил назначить комиссию, в которую вошел и Франклин, для уточнения деталей компромисса. Он был одобрен с минимальным перевесом голосов, причем принятый вариант во многом напоминал предложенный Франклином 16 июля. «Это была большая победа Франклина на конвенте, — утверждает Ван Дорен, — так как именно он предложил компромиссный вариант, объединивший делегатов».
Возможно, это некоторое преувеличение. Франклин не был ни автором идеи, ни первым, кто предложил ее конвенту. Она выросла из предложений Шермана из Коннектикута и других делегатов. Тем не менее роль Франклина оказалась ключевой. Он служил воплощением духа компромисса и неустанно призывал к согласию своих коллег, он нашел наиболее приемлемый вариант из имеющихся и конкретизировал его и наконец написал проект и выбрал правильный момент для постановки вопроса на голосование. Его авторитет, его беспристрастность и его известность побудили делегатов охотнее согласиться с выдвинутым им предложением. Искусный ремесленник взял понемногу у каждого и смастерил вполне приличную штуку, которая объединяет нацию вот уже более двух веков.
Через несколько дней после того, как Франклин предложил свой компромисс, он принимал у себя в саду нескольких делегатов. Среди приглашенных на чаепитие был и Элбридж Джерри из Коннектикута, главный критик ничем не сдерживаемой демократии. Тенистый сад Франклина стал как раз тем местом, где можно было остудить самые горячие головы. Джерри привел с собой одного из министров штата Массачусетс по имени Манассия Катлер, близкого ему по духу человека, занимавшегося в тот момент лоббированием схем территориального межевания для Ohio Company, которую он помогал основать. В своем дневнике Катлер отмечал, что у него «тряслись колени» при мысли о встрече с прославленным мудрецом, но дружеский стиль общения Франклина быстро позволил ему почувствовать себя комфортно. «Я был восхищен глубокими познаниями, которые он, по-видимому, имел в каждой области, твердостью его памяти, ясностью ума и живостью характера, ясно видными, несмотря на его преклонный возраст, — записал Катлер. — Он прост в общении, и все в нем излучает неограниченную свободу и счастье. Он обладает неиссякаемым юмором, а вдобавок необычной живостью, которая кажется столь же естественной и непроизвольной, как его дыхание».
Узнав, что Катлер страстный ботаник, Франклин немедленно продемонстрировал ему недавно полученную диковинку: заспиртованную в бутылке десятидюймовую змею с двумя отчетливо сформировавшимися головами. Представьте, что бы произошло, весело рассуждал он, если бы одна голова змеи захотела обойти забор справа, а другая слева, и они не смогли бы договориться. Франклин собирался сравнить эту ситуацию с той, которая недавно возникла на конвенте, но другие делегаты остановили его. «Он, по-видимому, забыл, что все происходящее на заседаниях должно было храниться в глубокой тайне, — отмечал Катлер. — Ему намекнули на необходимость соблюдения требований секретности, что лишило меня возможности узнать историю, которую он собирался рассказать».
Мысль, которую хотел высказать Франклин, без сомнения, была той же самой, которую он высказывал на съезде штата Пенсильвания в 1776 году. Тогда он выступал против двухпалатной легислатуры, потому что ее могла постигнуть участь сказочной двухголовой змеи, умершей от жажды, потому что головы не смогли договориться, с какой стороны обходить забор. Действительно, в написанной им в 1789 году статье, в которой превозносилась однопалатная легислатура Пенсильвании, он вновь упоминал о том, что сам называл «известной политической притчей о змее с двумя головами». Однако был вынужден признать, что при выработке компромисса, необходимого для создания национального Конгресса, две головы могли бы быть полезнее, чем одна
[588].
В других вопросах Франклин также обычно был на стороне тех, кто выступал против ограничения демократии. Например, возражал против предоставления президенту права накладывать вето на законы, принимаемые Конгрессом, который он считал прямым рупором воли народа. Губернаторы колоний, напоминал он делегатам, использовали это право для того, чтобы вымогать для себя больше полномочий и денег всякий раз, когда легислатура хотела получить одобрение своего законопроекта. Когда Гамильтон предложил сделать президента чуть ли не монархом, избираемым пожизненно, Франклин указал, что сам является живым доказательством того, что жизнь человека иногда длится дольше, чем период его умственного и физического расцвета. Вместо этого было бы более демократичным придавать президенту после окончания срока президентства статус обычного гражданина. Утверждение, что «возвращение в народные массы является переходом на более низкую ступень, — говорил он, — противоречит республиканским принципам. В демократических государствах правители являются слугами народа — своего властителя и повелителя. Следовательно, для правителей возвращение в народ является не понижением, а повышением статуса».
Подобным образом Франклин доказывал, что Конгресс должен обладать властью объявлять импичмент президенту. В прошлом, когда импичмент не был предусмотрен, единственным способом, которым народ мог устранить продажного правителя, являлось убийство. В результате «правитель лишался не только жизни, но и возможности восстановить свою репутацию». Франклин также считал, что будет более демократичным, если исполнительная власть сосредоточится в руках не одного человека, а немногочисленного совета, как это происходило в Пенсильвании. Предстояли трудные дебаты по поводу возможности того, что президентское кресло займет Вашингтон (по общему мнению, он должен был стать первым президентом). Поэтому Франклин дипломатично заявил, что первый человек, который займет пост, будет, вероятно, великодушным, но человек, который придет следующим (вероятно, он предчувствовал, что им может оказаться Джон Адамс) может оказаться большим автократом. В этом вопросе Франклин не получил поддержки, но конвент решил четче определить роль кабинета министров.
