Кроме смирения, ему совершенно точно не хватало провианта. Поскольку американцы приехали только с частью обещанных лошадей и фургонов, Брэддок сразу же объявил, что намерен вернуться домой. Франклин пришел к нему с прошением. Он сказал, что жители Пенсильвании объединятся, чтобы помочь делу. Тогда генерал безотлагательно назначил Франклина ответственным за снабжение армии.
В плакатах, которые Франклин выпускал, убеждая сограждан в необходимости снабжать Брэддока лошадьми и фургонами, он играл равно на чувствах страха, корысти и патриотизма. Он говорил, что генерал предложил забрать лошадей силой, а также принудить американцев к военной службе, и добавлял, что того убедили попробовать «честные и справедливые меры». Эти меры хороши, настаивал Франклин: «Нанять фургоны и лошадей обойдется более чем в тридцать тысяч фунтов, которые будут выплачены вам в серебре и золоте, а также в королевской валюте». Стимулируя фермеров к участию, он заверял: эта служба «легкая и простая». К тому же, существует реальная опасность: если добровольные предложения не поступят, «ваша преданность будет подвергнута серьезному сомнению», «скорее всего, начнут применяться жесткие меры», а «гусары с корпусом солдат немедленно вступят в провинцию».
Спорить нечего — Франклин повел себя самоотверженно. Когда фермеры сказали, что у них нет желания доверять финансовым поручительствам неизвестного генерала, Франклин дал личное обязательство, что им полностью выплатят долги. Его сын Уильям помог в агитации фермеров, и в течение двух недель они достали двести пятьдесят девять лошадей и сто пятьдесят фургонов
[189].
Генерал Брэддок был взволнован достижениями Франклина, Ассамблея также щедро осыпала его похвалами. Но губернатор Моррис, не прислушавшийся к совету Франклина о вреде споров, не смог удержаться от нападок на Ассамблею за то, что от нее поступило так мало помощи. Это расстроило Франклина, хотя он по-прежнему пытался оставаться миротворцем: «Я искренне тревожусь о сложившейся ситуации: мне не нравится ни поведение губернатора, ни поведение Ассамблеи, — писал он лондонскому другу Коллинсону. — Имея представление о позиции каждой из сторон, я приложил все усилия, чтобы примирить их, но тщетно».
Постоянно сотрудничая с губернатором, Франклину удалось на некоторое время сохранить с ним хорошие личные отношения. «Вы должны пойти ко мне и провести с нами вечер, — сказал однажды Моррис, повстречавшись с ним на улице. — Я буду принимать у себя в доме компанию, которая придется вам по душе». Один из гостей рассказал историю о Санчо Пансе, который, когда ему предложили правление, потребовал, чтобы его подданные были покрашены в черный цвет — ведь так их можно будет продать, если они станут причиной беспокойств. «Зачем вы продолжаете держать сторону этих проклятых квакеров? — спросил он у Франклина. — Разве не лучше было бы их продать? Хозяева колонии дали бы вам хорошую цену». Франклин ответил: «Губернатор еще пока недостаточно зачернил их».
Хоть эта шутка и вызвала всеобщий смех, раскол все увеличивался. Попытавшись замарать Ассамблею, Моррис, как писал Франклин позже, «очернил самого себя». Со своей стороны губернатор начал проявлять недоверие к Франклину. В письме к хозяину колонии Томасу Пенну он обвинял Франклина, что тот является «таким же сторонником необоснованных требований американских ассамблей, как и любой другой человек»
[190].
В это же время Брэддок уверенно продвигался на запад. Большинство жителей Филадельфии были убеждены в его победе, они даже начали распродавать фейерверки, чтобы отпраздновать будущую победу. Более осторожный Франклин отказался принимать в этом участие. «Исход войны лежит в сфере огромной неопределенности», — предупреждал он.
Его тревоги оказались ненапрасными. Британская армия была окружена и разбита, а Брэддок убит, как и две трети его солдат. «Кто бы мог подумать», — прошептал Брэддок перед смертью своему адъютанту. Среди немногих выживших оказался американский полковник Джордж Вашингтон, под которым подстрелили двух лошадей и чью одежду насквозь пробили четыре пули.
В дополнение к бедам Франклина добавилась финансовая, поджидавшая его, поскольку он лично гарантировал возврат всех ссуд. «Общая сумма составляла около двадцати тысяч фунтов, выплата которых разорила бы меня», — вспоминал он. Как только фермеры начали предъявлять иски, губернатор Массачусетса Ширли, теперь генерал британских войск, пришел к нему на помощь и дал распоряжение, чтобы выплаты фермерам осуществляли из армейских фондов.
Поражение Брэддока увеличило угрозу со стороны французов и индейцев, а это, в свою очередь, усилило политический разлад в Филадельфии. Ассамблея в срочном порядке выпустила билль, в котором пятьдесят тысяч фунтов отводилось на оборону, но при этом члены Ассамблеи снова настояли, чтобы налогами облагали все территории, «земли хозяев не могут быть исключением». Губернатор Моррис отверг его, потребовав, чтобы слово «не» заменили на «только».
Франклин пришел в ярость. Более не играя роль миротворца, написал ответ, который Ассамблея послала Моррису. Он назвал губернатора «отвратительным орудием принижения свободных людей до жалкого состояния рабов» и обвинил хозяина колонии Томаса Пенна в том, что тот «воспользовался всеобщей бедой» и попытался «силой навязать законы, вводившие правила, противоречащие общественной справедливости и здравому смыслу».
Особенно разъярило Франклина известие о том, что, в соответствии с секретными предписаниями в договоре Морриса на посту губернатора, в его обязанности входило отклонять любой налог на имущество владельцев колонии. Неделей позже, в следующем послании Ассамблеи, отвечая на возражение Морриса по поводу использования слова «рабы», Франклин написал о Пенне: «Наш господин хочет, чтобы мы защищали его владения за свой собственный счет! Это не просто рабство, это хуже, чем любой вид рабства, о котором мы слышали; это то, для чего не существует адекватного названия; это даже большее холопство, чем рабство как таковое». В последующем сообщении он добавил слова, которые со временем стали девизом революции: «Пожертвовавший свободой ради безопасности не заслуживает ни свободы, ни безопасности».
В конце концов оппоненты пошли на ряд наскоро сшитых компромиссов. Хозяева колоний, оценив гнев Ассамблеи, согласились на добровольный вклад в пять тысяч фунтов, которые они пообещали внести в дополнение к любой сумме, собранной Ассамблеей. Несмотря на то что это незамедлительно разрядило обстановку, первопричина осталась неразрешенной. Для истории и для Франклина важнее, что он преодолел свою давнюю антипатию к спорам. С этого времени он начал превращаться в непримиримого врага хозяев колонии
[191].
