Франклин, готовый заниматься созданием семей всякий раз, когда для этого возникали малейшие предпосылки, взял под свое крыло младшую из дочерей Шипли, одиннадцатилетнюю Китти, и привез ее в своем экипаже в Лондон, где она стала ходить в школу. По дороге они болтали о том, мужчины каких типов подойдут в качестве мужей каждой из дочерей Шипли. «Что касается меня, — кокетливо призналась Китти, — мне нравятся пожилые мужчины, и так или иначе они привязываются ко мне». Возможно, ей следовало бы выйти замуж за более молодого человека, предположил Франклин, «и позволить ему состариться под вашим наблюдением, потому что по мере старения он будет нравиться вам с каждым годом все больше и больше». Но Китти ответила, что предпочла бы выйти замуж за человека, которому уже много лет, «и тогда я могла бы стать богатой молодой вдовой».
Так зародился легкий флирт, продолжавшийся всю оставшуюся жизнь Франклина. Однажды он попросил жену прислать из Филадельфии белку в подарок дочерям Шипли. Когда через год бедное животное нашло преждевременную смерть в зубах собаки, Франклин сочинил цветистую эпитафию, а затем придумал другой, более простой вариант, получивший широкую известность: «Here Skugg / Lies snug / As a bug /In a rug» («Здесь Скаг / Уютно устроилась / Как жучок / В пледе»). Он обессмертил свое чувство к Китти пятнадцать лет спустя, когда в возрасте восьмидесяти лет написал для нее маленькое эссе «Искусство видеть приятные сны».
В последний вечер его пребывания в Твайфорде семейство Шипли настояло на том, чтобы заочно отпраздновать день рождения его двухлетнего внука Бенджамина Франклина Бейча, находившегося в тот момент в Филадельфии. «За то, чтобы он стал таким же хорошим человеком, как его дед», — произнесла тост миссис Шипли. Франклин в ответ выразил надежду, что Бенни окажется намного лучше, чем он. На это замечание епископ Шипли отреагировал так: «Мы объединим их достоинства и будем довольны, даже если он окажется не настолько хорошим»
[305].
Самым забавным во всех этих проявлениях любви к Бенни было то, что Франклин никогда прежде не видел внука и не демонстрировал особого желания встретиться с ним. Он даже никогда не виделся с отцом ребенка. Но в тот момент Ричард Бейч уже приближался к берегам Англии с задачей найти знаменитого тестя. Бейч без предупреждения явился на Крейвен-стрит, где его радостно приветствовала миссис Стивенсон. Однако Франклин, который пробыл в Лондоне всего около недели, к тому времени уже отправился в очередное путешествие.
Ирландия и Шотландия
Вместе с Ричардом Джексоном, другим дипломатическим агентом Пенсильвании в Англии, Франклин отправился в конце августа 1771 года в трехмесячное путешествие по Ирландии и Шотландии, желая выяснить, действительно ли взаимоотношения этих частей в составе Британской империи могли бы послужить моделью для Америки. Поездка началась удачно. Во время посещения ирландского парламента Джексону как члену английского парламента любезно предоставили право присутствовать на заседании нижней палаты. Однако, увидев знаменитого Франклина, спикер палаты предложил, чтобы тот как представитель американских легислатур также получил такую привилегию. «Весь парламент единодушно проголосовал „за“, — сообщал Франклин Кашингу. — Я воспринял это как знак уважения к нашей стране».
С другой стороны, многое из увиденного в Ирландии огорчило его. Англия жестко регулировала ирландскую торговлю, и проживавшие в Англии землевладельцы нещадно эксплуатировали ирландских крестьян-арендаторов. «Они живут в жалких лачугах из глины и соломы, одеты в лохмотья и питаются главным образом картофелем», — отмечал он. От разницы в доходах богатых и бедных классов он пришел в состояние шока, что побудило его еще больше гордиться тем, что Америка создает активный средний класс. Силу Америки, считал он, составляют гордые свободные землевладельцы и торговцы, имеющие право голоса в общественных делах и широкие возможности для того, чтобы кормить и одевать свои семьи
[306].
Во время пребывания в Дублине он неожиданно встретился со своим врагом, лордом Хиллсборо, родовое поместье которого находилось в Северной Ирландии. Что удивительно, Хиллсборо настоял, чтобы Франклин и Джексон погостили у него. Франклин оказался в затруднительном положении. «Так как это могло предоставить возможность сказать что-нибудь об американских делах, — писал он другу, — то я согласился принять приглашение». Позднее он написал сыну, что «был настроен не ехать». Но, как выяснилось, на поездке настоял Джексон, а Франклин, не найдя другого экипажа, вынужден был отправиться с ним.
Это был на удивление теплый визит. В доме Хиллсборо Франклина «задержали под тысячью любезных предлогов» почти на неделю. Министр «казался внимательным ко всему, что могло бы сделать мое пребывание в его доме приятным». Сюда входило даже «накидывание мне на плечи его плаща, чтобы, выходя на улицу, я случайно не простудился».
При обсуждении проблемы бедности в Ирландии Хиллсборо обвинил Англию в том, что она ограничивает развитие местного производства. Разве не справедливо будет сказать то же самое, спросил Франклин, о политике Англии в отношении Америки? К удовольствию Франклина, Хиллсборо ответил, что «производство в Америке ограничиваться не должно». Он даже предложил субсидировать американские шелковую и винодельческую отрасли. Ему было бы приятно также услышать «мнение и советы» Франклина о том, как создать правительство на Ньюфаундленде
. Не подумает ли Франклин об этом, а вернувшись в Лондон, «не поделится ли своими соображениями?» «Разве все это не кажется тебе необычным?» — писал он сыну. В письме Томасу Кашингу он предполагал, что всему этому может иметься более циничное объяснение. Поведение Хиллсборо «означало только, что, похлопывая и поглаживая лошадь, он пытается заставить ее быть более терпеливой, когда поводья натягиваются туже, а шпоры глубже вонзаются в ее бока». Или, возможно, «он почувствовал приближающуюся бурю и решил заранее уменьшить число своих врагов, которых он так неосмотрительно себе создал»
[307].
Франклин прибыл в Эдинбург в субботу вечером, в штормовую погоду, и «промучался» ночь в скверной гостинице. «Но истинный христианин Дэвид Юм
, следуя предписаниям Евангелия, приютил странника, и теперь я живу у него», — сообщал Франклин на следующий день. Его старый друг Юм построил новый дом и был горд тем, что его повар лучше всех в Европе умеет готовить суп из бараньей головы. Разговор за столом также оказался под стать угощению: философия (Юм недавно подружился в Париже с Руссо), история и положение дел в американских колониях.
Через десять дней Франклин направился на запад в сторону Глазго, чтобы увидеться с лордом Кеймсом
, еще одним своим любимым шотландским философом. Кеймс также был выдающимся ботаником, выращивавшим деревья разных пород; одно из деревьев, посаженных Франклином во время этого визита, живо до сих пор. На обратном пути в Эдинбург Франклин побывал на металлургическом заводе в Карроне, где Джеймс Уатт создавал паровой двигатель, и, таким образом, смог продолжить изучение процесса индустриализации. На заводе изготавливались различные пушки, в том числе и те, которые позднее в течение нескольких лет использовались против колоний. Вес самых крупных орудий, за отливкой стволов которых они наблюдали, достигал тридцати двух тонн.
