Наши посещения происходили по определенному распорядку. Сначала навещала наших друзей я – меня они видели первой после ночи, проведенной взаперти. Но это был чисто деловой визит – я забирала список покупок и выясняла, что потребуется в течение дня. В обед заходила Элли. Ее угощали тем, что готовила госпожа Франк или госпожа ван Даан. За ней приходил Хенк и обсуждал с мужчинами новости дня.
Ближе к вечеру я приносила покупки и могла остаться подольше. Поскольку Франк и ван Даан были специалистами в нашем деле, Коопхейсу и Кралеру тоже приходилось бывать наверху, чтобы решить деловые проблемы или задать какие-то вопросы. В конце дня, когда уходили последние работники, кто-то из нас поднимался сообщить об этом. Теперь беглецы могли свободно двигаться и нормально разговаривать, не беспокоясь о каждом звуке.
В первые недели мы не могли привыкнуть к крутой лестнице, ведущей в убежище. Я по несколько раз в день стукалась головой о низкий потолок над лестницей и появлялась у наших друзей с глазами, полными слез. Голова у меня раскалывалась от боли. Мы все стукались о потолок – все, кроме Хенка. Самый высокий из нас, он никогда не забывал наклониться. Это стало предметом для шуток. В конце концов кто-то прибил на лестнице старое полотенце.
Почти в самом начале Анна спросила меня:
– Мип, а почему бы вам с Хенком не переночевать у нас? Ну пожалуйста, это было бы нам так приятно.
– Что ж, наверное, мы как-нибудь придем, – пообещала я.
Все были бы рады, если бы мы провели ночь в убежище. Но прежде чем мы выполнили свое обещание, нас пригласили на особый вечер. Мы с Хенком будем почетными гостями на ужине в честь первой годовщины нашей семейной жизни. Дата была назначена на субботу, 18 июля. Разумеется, мы согласились.
В тот вечер все работники разошлись, а я задержалась. Вскоре пришел Хенк. Мы оба постарались принарядиться по такому поводу.
Когда вошли в убежище, сразу учуяли соблазнительные ароматы. Мы поднялись по лестнице и вошли в комнату ван Даанов. Стол был накрыт, и друзья радостно нас приветствовали.
Анна вручила мне особое меню, которое она напечатала специально для этого случая. По-видимому, ночью она спускалась в кабинет, чтобы воспользоваться пишущей машинкой. Я прочитала: «Обед, приготовленный в «Хет Ахтерхейс», в честь первой годовщины брака господина и госпожи Гис, эсквайр». Анна назвала комнаты, где скрывалась ее семья, «Хет Ахтерхейс», то есть «Убежище». В меню были перечислены приготовленные блюда с небольшими комментариями. Суп назывался «бульон а-ля Хунзестраат» в честь улицы, где жили мы с Хенком. Нам было очень приятно.
Основное блюдо назвали «ростбиф Шельте» в честь нашего мясника. Затем следовал «салат Ришелье, салат холландез, один картофель». К пункту «соус де беф» имелось примечание: «употреблять в небольших количествах из-за уменьшения количества масла в продуктовых карточках». Еще один пункт меню: «рис а-ля Траутмансдорф» – рис, приготовленный по рецепту из маленькой уютной германской деревушки. А далее «сахар, корица, малиновый сок» – к «кофе с сахаром, сливками и разными сюрпризами».
Я пообещала Анне, что сохраню ее меню на память. Госпожа ван Даан позвала всех к столу. Нас с Хенком усадили на почетные места. Друзья расселись вокруг – девять человек за одним столом на девяти разных стульях.
И вот начался ужин. Еда была великолепна. Я даже не знала, что госпожа ван Даан так хорошо готовит, и сказала об этом господину ван Даану.
– Разве вы не знали, что моя жена – великолепный кулинар? – гордо улыбнулся он.
– Теперь знаем, – ответил Хенк.
Когда летняя жара усилилась, нашим друзьям пришлось нелегко. Шторы постоянно были закрыты – и днем и ночью. Свежего воздуха не хватало. В рабочее время можно было слегка приоткрыть левое окно – словно там работают люди из конторы. И все же духота стояла невыносимая. Чем жарче становилось, тем труднее было дышать в убежище. К счастью, возле нашего дома рос большой, красивый каштан, который немного затенял окна – иначе было бы еще жарче.
Когда в убежище стал воцаряться порядок, его обитатели научились находить себе занятия в течение дня. Поднимаясь, я никогда не видела, чтобы кто-то сидел без дела. Наши друзья читали, что-то учили, играли в игры или чистили морковь. Так им удавалось занять весь день. Днем все сидели в одних носках, не надевая обуви, чтобы не производить шума.
Меня встречали приветливо и радостно. Хотя людям приходилось жить буквально друг у друга на голове, они были исключительно вежливы со мной и друг с другом в моем присутствии. Они научились отлично ладить и легко справлялись с любой задачей. Между ними царило полное согласие.
Марго и Петер были довольно замкнутыми и обычно держались на заднем плане. Темпераментная и разговорчивая госпожа ван Даан любила пофлиртовать. Госпожа Франк, женщина добрая и спокойная, замечала все, что происходило вокруг. Господин ван Даан был шутником, хотя порой впадал в пессимизм. Он постоянно курил. Господин Франк сохранял спокойствие и учил детей. Он был лидером, главным человеком в убежище. Когда нужно было принимать решение, все взоры обращались на господина Франка.
Лето шло. Наступил август, а у госпожи Самсон все еще не было «адреса». В громкоговорителях мы слышали истеричные вопли Гитлера о близости полной победы. Как бы ни были нам ненавистны эти слова, мы не могли на них возразить. Да, Гитлер держал Европу в кулаке и сжимал этот кулак. Если бы он одержал победу до того, как американцы и британцы подготовились к высадке на берегу Ла-Манша, все было бы кончено. Подобные мысли пронзали меня, словно ножом, и я старалась как можно быстрее от них избавиться. Они мешали продолжать жить и бороться.
Трудно было поверить, что облавы могут стать еще страшнее, но в августе это произошло. Евреи пытались выиграть время и предложить выкуп, чтобы избежать депортации. Возможно, свою роль сыграла позиция Еврейского совета, местной организации, которая служила посредником между евреями и нацистами. Многие евреи работали в алмазной индустрии или держали специальные магазины только для своих – еврейские булочные или продуктовые лавки. Покупать что-то в обычных магазинах им было запрещено, или для них выделялось особое время.
Некоторые пытались отсрочить депортацию, доставая фальшивые справки о физических и психических заболеваниях. Среди еврейского населения росла тревога и чувство неопределенности. Все больше людей отправляли на восток. Скрыться от облав становилось труднее, они ширились с каждым днем, и люди старались поменьше бывать в собственных домах. Когда облава заканчивалась, они отправлялись искать уцелевших родных и друзей.
Часто облава разлучала супругов. Одного хватали, другой оставался на свободе, потому что в тот момент находился в другом месте. Если еврейский дом стоял пустым около недели, появлялись представители грузовой компании «Пейс». Они подгоняли грузовик и быстро вывозили абсолютно все, оставляя голые стены. Буквально через пару дней в квартиры вселялись голландские нацисты.
7 августа 1942 года стало «черным четвергом». Облава длилась весь день и всю ночь. Евреев хватали на улицах, под дулом ружей выгоняли из домов, приказывали запереть двери, сдать ключи и идти вон. Их избивали. Говорили, что многие в тот день покончили с собой. Вечером, когда я вернулась с работы, друзья и соседи рассказывали мне об этих облавах.
