– Дайте мне ваше пальто, – сказала я.
Он снял пальто, не скрывая изумления.
Я повесила его на руку.
– Пойдемте, – сказала я. – Мы идем наверх.
И я подтолкнула доктора Дусселя к старой лестнице, которая вела к нашему тайному книжному шкафу, закрывавшему вход в убежище. Я открыла дверь и провела доктора наверх, в комнату ван Даанов, где нас ждали наши друзья. Все собрались за столом. Уже был сварен кофе. Франки открыли бутылку коньяка. Дуссель ничего не понимал. Господин Франк казался ему призраком – он был уверен, что Франки бежали в Швейцарию. Кто бы мог подумать, что они скрываются здесь, в самом центре Амстердама!
Сердце у меня отчаянно колотилось.
– Дамы и господа, – провозгласила я, – дело сделано.
Я повернулась и вышла, оставив их наедине друг с другом.
С этого момента я стала раз в неделю встречаться с женой доктора Дусселя, очаровательной блондинкой на год старше меня. Я передавала ей письма от мужа, а она мне – свои письма, книги, посылки и стоматологический инструмент, о котором он просил. Жена доктора была христианкой. Поскольку ее муж-еврей исчез, опасность ей больше не грозила.
Я говорила госпоже Дуссель, что передам все вещи другому человеку, а он уже доставит их ее мужу. Я делала вид, что не знаю, где скрывается Альберт Дуссель. Она была чуткой и внимательной – и ни разу меня ни о чем не спросила. Мы обменивались письмами и посылками и расставались до следующей недели.
Поскольку в убежище поселился доктор Дуссель, мы с Хенком больше не могли ночевать у наших друзей. Анна была очень расстроена, но от этой идеи пришлось отказаться. Теперь Марго переселилась в комнату родителей, а Анна делила узкую комнатку с доктором Дусселем. Это был оптимальный вариант, но с появлением нового жильца в убежище стало тесновато.
Скоро выяснилось, что Альберт Дуссель боится кошек, поэтому приходилось держать Муши подальше от него. Это оказалось трудновато. Хотя Дуссель боялся Муши, кот не хотел этого понимать и все время старался подружиться с новым жильцом. Он наблюдал за всеми, в том числе и за Дусселем, со своего излюбленного места около печки – ее топили в большой комнате ван Даанов. Уголь доставляли из конторы снизу. Протопить весь дом не удавалось, поэтому жильцам приходилось утепляться всеми доступными способами. Порой они укутывались шалями. Но, несмотря на влажность и холод, в убежище было уютно благодаря печи. Пока с электричеством не начались перебои, можно было зажигать свет.
1942 год близился к концу. Мы с Хенком изо всех сил старались не простудиться – понимали, что не имеем права болеть. К счастью, здоровье нас не подвело. Наши друзья в убежище тоже были здоровы, но с приближением зимы я почувствовала, что их настроение изменилось. Они пали духом. С каждым днем им становится все труднее ладить друг с другом. Присутствие Дусселя действовало на нервы Анне, а ее капризы раздражали доктора. Отношения между госпожой Франк и госпожой ван Даан оставались вежливыми, но слегка натянутыми. Петер все больше времени проводил на чердаке, а Марго могла бесконечно сидеть на одном месте.
Случались небольшие происшествия и недомогания. Ничего опасного: конъюнктивит у Дусселя, растяжение мышц у госпожи ван Даан, другие мелкие жалобы. Этого следовало ожидать. Люди день и ночь проводили в маленьких комнатках. Без движения начались проблемы с мышцами. Говорить приходилось шепотом. Нельзя было свободно пользоваться туалетом. Кипящая энергия Анны не находила выхода.
И все же это была небольшая цена за возможность оказаться в безопасности в оккупированном немцами Амстердаме. Мы знали, что многих евреев отправили из города на восток. Все больше и больше голландцев посылали в Германию для работы на оружейных заводах.
В ту зиму мы с Хенком ездили на велосипедах на работу еще затемно – светало лишь к девяти. В половине шестого уже темнело, поэтому и домой мы возвращались в темноте. Закупать продукты становилось все труднее – я тратила на это все больше времени. Каждый день я бывала в убежище, стараясь казаться веселой и бодрой, и в конце дня возвращалась домой совершенно без сил.
Мы с Хенком подружились с парой молодых голландцев, которые жили напротив нашего дома. Жена была беременна и скоро должна была родить. Иногда мы навещали друг друга по вечерам, невзирая на комендантский час. Мы вместе слушали Би-би-си и пили эрзац-кофе. Новости вселяли в нас некоторую надежду и заполняли пустоту.
Как-то вечером мы с Хенком почувствовали себя полностью обессиленными. День выдался невероятно тяжелым. У меня был припрятан настоящий кофе – на особый случай. Я решила его достать и сварить.
В одной руке я несла кофейник, за другую руку меня держал Хенк. Хотя уже наступил комендантский час, мы с ним перешли улицу и позвонили к нашим друзьям. При виде настоящего кофе их лица просветлели. Мы постарались как можно уютнее устроиться вокруг их приемника и смаковали каждый глоток замечательного напитка, стараясь запомнить его вкус и аромат.
Кофе сотворил чудо. Мы оживились и были готовы противостоять немецким оккупантам. Мы снова почувствовали себя не побежденным народом, а захваченным и дожидающимся помощи союзников.
В конце концов, нам захотелось спать. Мы простились и отправились домой. На следующий день муж зашел рассказать, что после нашего ухода у жены начались схватки, ее на такси отвезли в больницу, где и родился их ребенок.
– С малышом все хорошо, с моей женой тоже! Вот что творит чашка кофе, Мип! – со смехом добавил он.
Я тоже рассмеялась. Последней порции натурального кофе нашлось хорошее применение.
Чем дольше длилась оккупация, тем сильнее кипела во мне жажда мести. Я слышала, что немцы тысячами замерзают в степях России и гибнут в жарких пустынях Северной Африки. При этих известиях сердце у меня билось чаще и душу захлестывали эмоции. Немцы похвалялись, что они в восьмидесяти милях от Сталинграда, потом в тридцати… Они твердили, что великий город Сталинград вот-вот падет и Россия окажется в лапах Гитлера. Как сообщали Би-би-си и «Радио Оранж», солдаты Красной армии поклялись сражаться до последней капли крови. Было очевидно, что русские несут огромные потери. Но и потери немцев были огромны.
Хенк разобрал наш приемник и по частям перенес его на чердак убежища. Теперь дома у нас радио не было, и нам приходилось либо слушать новости по ночам у соседей и знакомых, либо узнавать обо всем из вторых рук.
Мы с Элли стали планировать для наших друзей праздник в честь Дня святого Николая. Хотя Франки были евреями, они придерживались либеральных взглядов. В Нидерландах 5 декабря, День святого Николая, – это детский, а не религиозный праздник, и мы хотели устроить что-то особенное для Марго, Анны и Петера.
Мы с Элли по принятой традиции сочиняли короткие стишки и придумывали маленькие подарки для всех наших беглецов. Поскольку купить что-то в магазинах было невозможно, нам пришлось напрячь воображение и смастерить все своими руками. Втайне от всех мы шили, прибивали, клеили, а потом сложили подарки и стишки в большую корзину с украшениями, оставшимися у Элли с прошлых праздников. Корзину мы припрятали до назначенного часа, когда господин Франк сможет привести всех членов своей группы вниз, в контору, где их будет ждать сюрприз.
