В условиях непрерывных лишений бурное наступление весны много для нас значило. В убежище Анна подводила меня к зашторенному окну – шторы теперь все время были влажными. Она показывала мне каждый новый росток зелени на большом каштане за нашим домом.
Величественное красивое дерево покрылось крупными зелеными почками. Анна каждый день наблюдала за их развитием, объясняла мне, как они выросли и насколько быстро набухают.
Как-то утром я более неторопливо, чем обычно, занялась привычными делами. В воздухе уже вовсю пахло весной, хотя было довольно холодно. По небу медленно и лениво ползли пышные облака. Я зашла в нашу овощную лавку на Лелиеграхт.
В очереди стояло несколько человек. Я попыталась через окно разглядеть, чем сегодня торгуют. Наконец подошла моя очередь, но вместо хозяина, который всегда щедро выдавал мне овощи, я увидела его жену. Она была расстроена.
– Что случилось? – спросила я.
– Моего мужа арестовали, – прошептала она. – Его забрали.
Сердце у меня упало. Когда человека забирали, из него могли выбить любую информацию о других.
– Он прятал евреев, – прошептала его жена. – Двух евреев. Не знаю, что теперь с ним будет.
Я быстро купила меньше, чем было нужно, и ушла.
Я думала об этом прекрасном человеке, который всегда находил для меня нужные овощи и даже доставлял тяжелые мешки с картошкой на Принсенграхт. Он наверняка понимал, что я кормлю скрывающихся, но никогда об этом не говорил. Что с ним будет? Что он скажет им, когда его начнут пытать? Выдаст ли он меня?
Арест хозяина овощной лавки стал для нас настоящей катастрофой. Благодаря его доброте я могла кормить восьмерых скрывающихся. Что же делать теперь? Куда идти? Я нервно направилась по Розенграхт в другой маленький магазинчик, находившийся в подвальном помещении.
Этот магазин принадлежал старой женщине, и я стала заходить туда каждый день. Что-то мне подсказывало, что она хороший человек, и у меня созрел план. Каждый день я разговаривала с ней чуть больше. Постепенно она стала встречать меня как старого друга, рассказывала о себе, о проблемах с детьми. Я внимательно и сочувственно ее выслушивала. Она окончательно освоилась и была со мной откровенна.
Поняв, что она мне симпатизирует, я стала каждый раз просить чуть больше, и она всегда давала мне все необходимое, одновременно изливая душу. Но я продолжала заходить в магазин на Лелиеграхт и покупать там немного, чтобы мое отсутствие не показалось странным.
Теперь мы особенно сильно мечтали о потеплении – было известно, что союзники смогут высадиться только в хорошую погоду. В мае погода была отличной, но высадка так и не состоялась.
В убежище все говорили только об этом. Наши друзья так страстно ожидали высадки союзников, будто она могла решить все проблемы. Друзья постоянно спорили с Хенком и друг с другом о том, где именно это произойдет.
Я тоже ждала с нетерпением, потому что положение становилось слишком тяжелым. Я впервые задумалась, как долго смогу кормить всех, кто был на моем попечении. Иногда я ходила из магазина в магазин, а потом отправлялась на черный рынок, и еды все равно не хватало.
И вот это произошло. Высадка началась в Нормандии.
6 июня мы узнали об этом из передачи Би-би-си. У нас с Хенком радио не было, но уже по пути на работу я почувствовала особое оживление и напряжение. Люди стали такими, какими не были уже долгое время. Когда я добралась до Принсенграхт, то уже все знала.
Господин Коопхейс сжал мою руку:
– Да, это правда!
В убежище все буквально прилипли к приемнику, жадно ловя любые новости. Должен был выступить генерал Эйзенхауэр. Все гадали, сколько дней понадобится, чтобы с побережья Нормандии дойти до Нидерландов.
В обед к нам поднялся Хенк. Его щеки раскраснелись от возбуждения. Мы уселись вокруг приемника и впервые услышали чисто американскую речь Эйзенхауэра. Мы утирали слезы, а он говорил о том, что полная победа над Германией будет одержана в этом, 1944 году.
Господин Франк каждый день отмечал продвижение союзников на карте. Цветные булавки постепенно приближались к Голландии. В июне Анне исполнилось пятнадцать. Мы, как всегда, приготовили ей небольшие подарки, чтобы сделать этот день особенным. Хотя Анна очень изменилась и выросла, она все равно оставалась самой младшей и непоседливой. Она быстро находила применение любому листку бумаги, который я ей приносила. Я знала, что ей нужна бумага для занятий и дневника. На этот день рождения мы с Элли приготовили ей небольшую стопку блокнотов, а мне удалось разыскать на черном рынке немного сладостей – Анна была большой сладкоежкой.
Прямо перед днем рождения Петер, который не отличался разговорчивостью, отозвал меня в сторону, сунул мне в руку несколько монет и попросил купить красивые цветы для Анны. Эта просьба меня приятно удивила. Я заметила, каким сильным он стал, как красиво вьются его русые волосы. Новая, нежная сторона его характера глубоко меня тронула.
– Но это секрет, Мип, – предупредил он.
– Конечно! – кивнула я.
Об этом не нужно было говорить.
Найти я смогла только несколько лавандовых пионов. Я вручила Петеру цветы, он покраснел и скрылся с цветами в своей комнатке под лестницей.
Как-то в июле один из наших коммивояжеров приехал с большим ящиком грязной, но очень свежей и спелой клубники.
– Это подарок для ваших работников, – объяснил он.
По субботам мы работали только до обеда. Я ни о чем другом и думать не могла, только о спелой клубнике. Наконец в полдень работники разошлись. Остались только самые доверенные люди – господин Кралер, господин Коопхейс, я и Элли. Кто-то поднялся в убежище, чтобы сообщить нашим друзьям, что все ушли и можно двигаться более свободно.
Я от природы склонна командовать. Когда решила превратить ягоды в джем, то стала действовать и быстро нашла себе помощников. Друзья спустились сверху, мы собрались на кухне, которую было не видно с улицы. Все хотели мне помочь. Мы набрали воды, почистили клубнику, избавились от веточек и грязи, все помыли. Занимались мы этим делом и наверху, и внизу. Мои помощники курсировали между двумя кухнями. Настроение у всех было прекрасным. Сильно пахло душистыми ягодами, которые превращались в джем. Я заметила, что все держатся совершенно свободно, разговаривают, смеются и шутят друг с другом. Казалось, жизнь неожиданно стала нормальной, и мы можем делать все, что захочется.
Я отлично умела варить джем, и все меня слушались. Но никто не воспринимал меня всерьез. Когда я ругала тех, кто ел ягоды, а не бросал их в воду, все только смеялись. Анна так набила рот клубникой, что с трудом разговаривала. Так же вели себя Петер и госпожа ван Даан. А потом все принялись смеяться еще сильнее: хотя я их ругала, но и сама не упустила случая угоститься сладкими ягодами.
В тот день все было прекрасно. Даже наши кошки – Муши и Моффи – свернулись клубочками, наслаждаясь этим счастливым моментом.
