Однажды теплым летним днем 1947 года я приехала на Принсенграхт в последний раз и со всеми простилась. Я заранее уведомила, что больше не смогу работать в компании. Теперь на моем попечении были трое мужчин, и я решила, что этой нагрузки мне вполне хватит. Я больше не была юной девушкой, мечтавшей о свободе и независимости, которую могла дать только работа. Все в Амстердаме изменилось – и я тоже.
Второй тираж дневника был распродан, готовился следующий. К господину Франку обращались с просьбами о переводе книги на разные языки и о ее публикации за рубежом. Сначала он был против, но затем уступил давлению. Ему и самому хотелось, чтобы с дневником его дочери познакомилось как можно больше людей.
Он снова и снова просил меня прочесть дневник.
– Мип, вы должны прочитать дневник Анны. Кто мог подумать, что в ее маленькой, умной головке творилось такое?
Мои отказы его не обескураживали. Он немного выжидал и снова обращался ко мне с той же просьбой.
Наконец я уступила его настойчивости.
– Хорошо, – сказала я. – Я прочитаю дневник, но только в полном одиночестве.
И вот, оставшись одна, я взяла второе издание дневника, ушла в свою комнату и закрыла дверь. Со страхом я открыла книгу, перевернула первую страницу и начала читать.
Я прочла весь дневник залпом. С самого первого слова я услышала голос Анны, которая говорила со мной оттуда, куда она ушла. Я утратила чувство времени. Голос Анны звучал с каждой страницы. Ее дневник был полон жизни, настроения, любопытства, чувств. Она не ушла навсегда. Она ожила в моем воображении.
Я дочитала дневник до конца и поразилась, как много происходило в убежище такого, о чем я и не подозревала. Хорошо, что я не стала читать дневник после ареста, в последние девять месяцев оккупации, когда он лежал в ящике моего стола. Иначе я сожгла бы его: слишком опасен он был для людей, о которых она писала.
Дочитав последнее слово, я не ощутила боли, которой боялась. Пустота в моем сердце заполнилась. Многое было утрачено, но голос Анны сохранился навсегда. Моя юная подруга оставила миру драгоценное наследство.
Но каждый день своей жизни я не переставала мечтать, чтобы все случилось по-другому. Пусть бы дневник Анны был потерян для мира, лишь бы она и все остальные остались живы. Нет дня, чтобы я не оплакивала их.
Эпилог
В 1948 году королева Вильгельмина отреклась от трона в пользу своей дочери Юлианы. Ее полувековое правление закончилось. Хенк в том году выиграл в голландскую лотерею, и мы позволили себе небольшой отпуск в швейцарском Гриндельвальде. Отто Франк поехал с нами. Впервые со времен войны он увиделся со своей старой матерью, которая жила в Базеле. В первой половине 1948 года мучительные головные боли Хенка, от которых он страдал, стали слабеть. В Швейцарии они окончательно прошли и больше не возвращались.
Дневник Анны перевели на английский и опубликовали в Америке и других странах. Книга пользовалась огромной популярностью. Люди во всем мире читали историю Анны. По дневнику была написана пьеса, которую поставили с большим успехом. Первое представление в Амстердаме состоялось 27 ноября 1956 года. На премьеру пришли мы с Хенком, Элли с мужем и господин Коопхейс с женой. Виктор Кралер годом раньше эмигрировал в Канаду. Спектакль вызывал странное чувство – на сцене я видела моих друзей, а не актеров.
Затем сняли фильм. Премьера состоялась в Амстердаме 16 апреля 1959 года. Нас всех снова пригласили. На показе присутствовали королева Юлиана и ее дочь, кронпринцесса Беатрис. Нас с Элли и госпожой Коопхейс представили царственным особам. Насколько мне известно, Отто Франк никогда не видел ни пьесы, ни фильма. Он не хотел этого.
После войны господин Франк отказался возглавлять компанию. Он все больше времени уделял работе, связанной с дневником его дочери. В конце концов контора переехала на новое место, а господин Франк отошел от дел. Главой компании до самой своей смерти был господин Коопхейс. Он умер в 1959 году. Господин Кралер всю оставшуюся жизнь прожил в Канаде и умер в 1981 году. Когда у Элли появилась семья и дети, она забыла о работе. Ее воспоминания о юности потускнели, она с головой ушла в заботы жены и матери. Элли умерла в 1983 году.
Отто Франк целиком сосредоточился на дневнике. Об Анне Франк узнали повсюду. Растущая известность не нравилась нам с Хенком, мы не хотели привлекать к себе лишнее внимание.
В 1949 году произошло великое событие – в сорок лет я забеременела. 13 июля 1950 года родился наш сын Пауль. Теперь в доме стало четверо мужчин – Отто, господин ван Каспел, Хенк и маленький Пауль.
Когда я лежала в больнице, меня навестила госпожа Самсон, наша бывшая домохозяйка. Ее муж приехал из Англии.
К 1950 году жизнь в Амстердаме вернулась в нормальное русло. Проблемы с продуктами ушли в прошлое, и все же я никогда ничего не выбрасывала. Даже если картошка портилась, а корка пирога подгорала, я находила им применение – например, отдавала птицам. На амстердамских каналах появились немецкие туристы; порой они показывали женам или девушкам дома, где они жили во время войны.
Осенью 1952 года господин Франк эмигрировал в Швейцарию, чтобы жить вместе с матерью. В ноябре 1953 года он вновь женился в Амстердаме и увез жену с собой в Базель. Жена его пережила то же, что и он. Она была в Аушвице и потеряла всю семью, кроме одной дочери. Господин Франк встретил потрясающую женщину. У них было много общего, и они жили в мире и согласии до конца своих дней.
Господин Франк умер в 1980 году. Он ни разу не забыл о годовщине нашей свадьбы – 16 июля.
Хотя не проходило дня, чтобы я не вспоминала о том, что произошло в нашей жизни, два дня в году были для нас особенно тяжелыми. 4 мая, когда в Голландии отмечается день поминовения, мы не выходим из дома. Многие идут в церковь – и даже королева. Кто-то приносит цветы к местам казни борцов Сопротивления. На площади Дам проходит торжественная церемония. Королева и ее супруг возлагают венки к подножию Национального монумента. В восемь вечера зажигаются все фонари. Останавливаются поезда и трамваи, машины и велосипеды. Люди стоят молча. Многие выходят на улицу, когда загораются фонари. Звучит скорбная музыка, затем голландский гимн. Флаги приспущены. В этот день все скорбят.
Другой ужасный для меня день – 4 августа, когда наших друзей арестовали. Мы с Хенком снова остаемся дома и ведем себя так, словно этого дня никогда не было. Мы не смотрим на часы. Я стою у окна, а Хенк сидит к окну спиной. Поняв, что уже пять часов и день кончился, мы испытываем глубокое облегчение.
В 1948 году голландская полиция провела расследование об аресте наших друзей. Судя по всему, кто-то их предал. В документах не называлось имени – говорилось только, что этот человек получил от немцев 60 гульденов. У нас возникали разные подозрения, но мы не знали точно, кто это был. Единственным человеком, который мог внести ясность, был господин Франк. Но он предпочел этого не делать.
Другое расследование началось в 1963 году, когда дневник получил широкую известность в мире. Общественность требовала наказать предателя, погубившего наших друзей. Мне позвонили из полиции, чтобы допросить меня по поводу их ареста 4 августа 1944 года.
