Группа 1. Старший группы — Акакий. Частота для связи — 164,050 МГц. Численность группы — 13 человек. 3 а/м. Направляется из района Истры.
Группа 2. Старший группы — Трезубец. Частота для связи — 164,200 МГц. Численность группы — 27 человек. 5 а/м. Выдвигается из Старицы.
Группа 3. Старший группы — Неваляшка. Частота для связи — 170,150 МГц. Численность группы 12 человек. 3 а/м. Перенаправлена из Истры.
Гедеван.»
Ответ, тем более в такой форме, означал только одно — всем моим действиям дали зеленый свет! «Полсотни Следопытов в дополнение к моим — да мы все Михнево сможем на уши поставить! И никакие союзники нам не понадобятся!» — вот первое, что пришло мне в голову после расшифровки сообщения. Но потом я немного успокоился и решил следовать уже разработанному плану. В конце концов, нарушать данное слово не стоит, да и куда почетнее, на мой взгляд, закончить дело, не привлекая дополнительных ресурсов. Тем более что шифровка Валеры давала мне фактически карт-бланш. Ну и что, что «предварительные мероприятия» плавно перейдут собственно в операцию по установлению контроля. Кому от этого плохо-то будет?
Я сложил листки с текстом и расшифровкой и убрал их во внутренний карман куртки. Откинул брезентовый полог и выглянул наружу:
— Борь, Сергеич здесь или ушел уже? — Лейтенант был занят сейчас тем, что заваривал в котелке чай.
— Уже спустился. Ты чай будешь, Илюха? Настоящий, краснодарский! — Когда мы узнали, что в Югороссии растет чай, мы сначала даже не поверили, но ребята продемонстрировали нам бумажный пакет, на котором гордо красовалось: «Краснодарская чаеразвесочная фабрика № 2. 2034 г.».
Интересно отметить, что нашим «молодым» по первости настоящий чай не понравился. Чпок, к примеру, долго плевался и говорил, что «рот вяжет и вообще — горько»!
Но всего за два дня втянулись и все реже доставали пакетики со своим: чабрецовым, «ивановским» или липовым, про морковный речь даже не идет.
Полковник, конечно, посетовал, что у них с чаем тоже не очень — и посадок мало и труд ручной… Но он у них есть, а у нас я уже и не вспомню, когда последний раз в рейдах находили. Кухни в уцелевших домах сразу после прихода Тьмы грабили в первую очередь. Да и потом бредуны их не раз и не два шмонали. Они ведь ничего не выращивали, да и с охотой на развалинах городов плохо. Если только собак и кошек за дичь не считать.
Это позже, когда сумятица первых лет немного улеглась, многие попытались зацепиться и осесть, начали и огороды разводить и теплицы строить, но все равно основой рациона бредуна года до двадцатого, а то и до двадцать пятого, было то, что он на развалинах найти мог. Ну, или награбить у оседлых. Мне, кстати, все меньше хотелось называть людей вроде Лавочника или Сантика бредунами — как-то не очень слово это подходит к тем, кто на одном месте десять лет живет и хоть какую жизнь наладить пытается. «Выроднями» — тем более… Чует мое сердце — надо какое-то новое слово придумывать, чтоб новых союзников не обижать.
— Не откажусь, — я присел на синтетический коврик и достал из своего рюкзака кружку.
«Междугородным переговорным пунктом» назвал это место сам Борис. На верхний, девятый этаж больничного недостроя затащили рации, генератор и всякую бытовую мелочь. Генератор поставили в какую-то каморку и занавесили дверные проемы плащ-палатками. Так, чтобы заглушить его стрекот. Окна и дверные проемы в одной из соседних комнат также задрапировали брезентом и поставили в ней рации. На этот раз занавеси играли роль светомаскировки, ну и от непогоды защищали. На крыше на телескопической мачте подняли две антенны — и радиоцентр местного масштаба готов. Наши группы, оставленные в Михнево, было неплохо слышно даже в мою переноску, хотя до них было около пятнадцати километров. Это, естественно, с внешней антенной.
Когда через пару минут чай настоялся, к нам, словно почувствовав, что можно поживиться, присоединились Тушканчик с Говоруном.
— Очень я это роскошество люблю и уважаю! — Ваня одновременно пытался восстановить дыхание после быстрого подъема на такую верхотуру, налить себе чаю и балагурить. И, что удивительно, у него это неплохо получалось. Кроме, может быть, дыхания… — Уф, что пишут из Столицы? Как невеста твоя поживает? Как родственники?
— Дядя Виталик вам, охламонам, привет передает. Говорит только, чтобы вы слушались старших, меня то есть, и не шалили понапрасну. И для большего веселья отправил добренький дядя нам в помощь аж полусотню ребетят из нашего детского садика!
— Хрена себе! — восхитился Мур. — Значит, мы, сами того не ведая, в цвет попали.
— Ну, насчет «не ведая» ты погорячился мальца, — Говорун степенно отхлебнул чаю. — Мне отчего-то кажется, что Илюха вполне себе понимает, что делает. Старшой, кто там с ребятами за главного едет?
— Я только Акакия и Неваляшку знаю. Про Трезубца слышал, но как-то пообщаться не довелось.
— Я Валеру знаю, — Говорун кивнул, — стоящий парень. То есть вняло начальство докладу про питомники эти?
— Я не про хабар и прочие саженцы, голова твоя садово-огородная! — перебил его, хохотнув, Тушканчик. — Я про шкандыбал. Интересно, что следы опять ведут во Ржев.
— А что там у вас? — спросил лейтенант, до того момента с интересом слушавший нашу перепалку, мирно прихлебывая чаек.
— Да ни хрена там, по большому счету! — тут же среагировал Ваня. — Что может остаться от провинциального городка с населением в пятьдесят тысяч, на одном краю которого находится стоянка истребителей ПВО, а на другом арсеналы Министерства обороны?
— Что, прилетело туда? — Афанасьев сокрушенно покачал головой.
— Ах да, это еще и крупный ЖэДэ узел был.
— Знаю нескольких ребят, которые на развалинах тех складов копались, — добавил от себя Федор. — Там равнобедренный треугольник получился между «плешками», а основание его всего шесть кэмэ.
— «Плешками»? — не сразу понял лейтенант, но тут же догадался: — Это вы места попаданий так называете, да?
— Угу, — буркнул Говорун. — Так стволы, что там они достали только бредунам и продавать, так фонят. Ребята сами безбашенные, ну и жадные, не без этого, так и то сказали, что овчинка выделки не стоит.
«Бредунам, говоришь? „Плешки“, говоришь? А ведь лучше места для оперативной базы против нас и придумать сложно! Никто туда не суется — поскольку это, пожалуй, самое „грязное“ место во всем анклаве после Удомли и Дубны, а от Торжка ведь едва ли сотня километров. Вот и получается — товар везут вроде как нам, тверским, а потом раз — и на северо-запад поворачивают. Если наши „трехголовые“ недруги нашли способ, как от радиации уберечься, то вполне могли и в самом городе засесть. Черт, забыл нашим об этом сообщить!»
Я отставил в сторону недопитую кружку:
— Боря, через десять минут еще одну телеграммку в Торжок отобьешь?
— Конечно, чай вот допью и готов!
— Не торопись, я позову, — и с этими словами я достал из кармана шифроблокнот и снова отправился в радиорубку — у костерка было темновато, а там все-таки лампочка горит.
