И он будет приходить, будет приходить…
— Посредник между живыми и мертвыми. По-сред-ник, Эми. То есть тот, кто посередине, через него они встречаются. Вот это и означает «медиум». — Я почувствовала, как Алекс касается моей спины пальцем. Указывает на меня? И кому? Мне самой. — Ну и какой вывод из всего сказанного? — спросил он громко. — Какой он, если не тот, что часть… души каждого медиума, в том числе и твоей, Эми, уже там, среди мертвых. И значит, она тоже мертва! Иначе упомянутое посредничество было бы просто невозможно, не так ли?
— Не так ли? — я услышала, как повторяю его слова словно эхо.
— Да! — ответил он в сущности сам себе. — Не исключительно редкий дар, а исключительно редкая наследственная болезнь. Душевный некроз или, если хочешь, психогангрена; таков диагноз для таких, как вы с вашей тетушкой. Но так как Юлии и Валентина это не коснулось, можно предположить, что болезнь передается через поколение или два. Или что «вирус» проявляется лишь при наличии и каких-то других психических отклонений. А твои отклонения, Эми… Что это такое?
— Что?
— Скоро пойму!
Скоро, скоро. Деревья уже начали редеть и становились все ниже и все уродливей. Теряли свои позиции перед кустами, которые, подобно безмолвно окружающей нас стае монстров, словно выползали из темноты. Я прищурилась, чтобы видеть их более отчетливо. Наблюдала, как они становятся все плотней по мере моего приближения, как сплетаются их силуэты, образуя причудливые графические фигуры, пока Алекс не усилил свет фонаря. Он указал мне лучом на тропинку. Его тропинку. Подтолкнул, чтобы я пошла вперед, и пошел следом за мной на расстоянии не больше шага.
— Тебе не понять, — сказала я ему, не оборачиваясь. — В этом имении обреченный — ты: тот, Кто никогда ничего не поймет. Таково твое отклонение. Оно в том, что ты способен искать «изначальные истины» только там, где их нет. В мелководье.
— Ого! Твои мысли, хотя и неверные, все еще причесаны. Ты вынослива. Слишком вынослива. Но, Эми, Эми, — мне показалось, что я улавливаю в его тоне и мольбу, и угрозу одновременно, — именно эта выносливость, или назовем ее «сопротивлением», сейчас, мне кажется, для тебя опаснее всего. Единственный твой шанс — отчаяние, ты должна его обрести, даже прилагая некоторые волевые усилия… Я знаю, что это звучит абсурдно, и все же… Поверь мне, это действительно так!
— А может быть, мое отчаяние это твой единственный шанс?
— Нет, — ответил Алекс. — У меня есть другой.
Я приподняла безразлично плечи — знак, предназначенный для него, не имеющий для меня ровно никакого значения. Я была не в состоянии оценить, что мне безразлично и что нет. Я лишь понимала, что впредь ничего безразличного для меня уже не будет. Мы приближались. Кусты по бокам постепенно уменьшали рост, превращаясь в хромых полумертвых лилипутов, и тропинка заканчивалась там, в расширенном диапазоне луча, где несколькими кривыми скелетами смиренно заканчивались и они. Начинался первый растительный пояс вокруг болота — травяной, корни травы были неглубокие, а потому недосягаемы для ядов подземной глины.
Свет внезапно замер, и в следующий момент за моей спиной послышалось какое-то странное дребезжание. Я обернулась: присев в неудобной позе, Алекс шарил руками в последних живых кустах, подсвечивая их снизу фонариком. Потом выключил его и, положив в карман, встал с длинным металлическим прутом в руке. Просунул его через ручки сумки, взвалил вместе с сумкой на плечо и энергично направился ко мне.
Мы пошли дальше, на сей раз рядом, и скоро ступили в траву. Болота все еще не было видно, но оно присутствовало уже совсем близко — в метре или двух под нами и вокруг нас, в воздухе, несущем его микроскопические частицы. Вскоре я увидела святилище, своей полусферической формой оно напоминало огромный гриб, белеющий среди поля в ясную ночь. Я сразу же завернула туда…
— Ха-ха-ха! — смех Алекса ударил мне в затылок. Вызывающий, самодовольный. — Неужели ты вообразила, что твоя тетя спрятала ребенка там? Если учесть, что мы даем постоянные поводы для визитов к нам полиции.
Я остановилась и мрачно взглянула на него:
— Хорошо, и где же она его прячет?
— Где, где, — не переставал усмехаться он. — В последнее время у меня были дела поважней, так что мне некогда было за этим следить. Но, честно говоря, теперь я об этом жалею. Непосредственная близость другого вида фактора, по-видимому, могла бы стать полезной для моего эксперимента.
Его последние слова, похоже, навели его на какую-то мысль. Он опустил прут и сумку на траву, быстро сунул руку в карман, вынул оттуда маленький пакетик, встряхнул, чтобы развернуть… — марля. Повязал ее аккуратно поверх носа и рта. Проверил, удобно ли ему, шумно вдохнув и выдохнув несколько раз, подтянул немного вверх. Потом взял сумку и прут, кивнул мне, приглашая двинуться прямо к тому, некогда нашему холмику — тому самому, с которого я впервые увидела болото ночью.
«О, Вал, как это ужасно! — проговорила я с восхищением. — Словно рождено в каком-то адском кошмаре!»
— Появился? Но почему он?! Он не должен, ты слышишь!
Вонзив пальцы мне в плечо, Алекс озирался вокруг. Я оттолкнула его:
— Кто?
— Валентин!
— Где?
— Где, говоришь? — Алекс посмотрел на меня внимательно, и то, что ему удалось увидеть в бледном свете луны, явно моментально его успокоило. Он закивал: — Хорошо, хорошо.
Я тоже взглянула на него внимательно. Потом достала носовой платок из кармана своих джинсов и прижала его к лицу так, чтобы дышать через него.
— Ааа, нет! — Алекс выхватил платок из моей руки. Замахнулся, чтобы выбросить, но подумав, смял его и ткнул обратно мне в карман.
Я села на траву.
— Отдохну… немножко, — пояснила. Прикрыла глаза, почувствовав, как осторожно он присаживается рядом.
— Жаль, мне хотелось, чтобы твое включение происходило постепенно, без особых сотрясений, — начал говорить он с какой-то злобой. — Я даже надеялся на твое добровольное содействие за щедрое, очень щедрое вознаграждение, конечно. Да, если бы ты мне предоставила возможность, я бы сделал все для того, чтобы даже несмотря на свое нетерпение, готовить тебя неделями…
— Пока я не превратилась бы, тебе в угоду, в «психо-гангренную» марионетку. Или, говоря проще, пока ты не забил бы мой мозг своими мерзкими внушениями. Особенно тем, что Утопленник убивал через меня.
— Через твое подсознание, — не растерялся поправить меня Алекс. — Ну ладно, признаюсь, что, в отличие от всего остального, о чем я тебе рассказывал, это действительно была лишь попытка внушения… Но стопроцентной уверенности в том, так или не так это происходит в действительности, у нас не будет никогда. Все-таки, Эми, согласись, никто не может точно знать, что происходит в его подсознании, а ты тем более.
— Интересно, — заулыбалась я. — А я так просто уверена, что никто не может знать этого лучше, чем я сама.
