— Я… Я плохо себя чувствую.
— Я тоже. — Сунув очки в кармашек жилета, он схватил меня за руку. — Ладно, пойдем.
Он втащил меня в свою комнату… Надо вырваться, убежать от него! Или позвать на помощь?.. Мы сели друг возле друга на кровати.
— Я не хочу говорить. Ни о чем, — прошептала я.
— Хочешь, — прошептал и он. — Знаю. Вижу.
И я с удивлением поняла, что он прав: я хотела. Что-то заставляло меня хотеть. Что-то, зарождающееся во мне самой, что-то гораздо более сильное, чем любопытство, какая-то жажда выслушать его, почти равная его жажде быть выслушанным.
— Джесси заслуживает твоего внимания, Эми. Она заслуживает благосклонного внимания любого человека. К ней надо быть великодушным уже за одно то, что она ребенок. Нельзя иначе. Я говорю это тебе, хотя осознаю уязвимость своей позиции. Ты, наверное, подумаешь: «Ну, он ее брат, он пристрастен…» Верно, я пристрастен. Я люблю ее. Всегда любил ее, абсолютно всегда, без минутки, секунды исключения. Запомни это.
Он замолчал, может, чтобы дать мне возможность «запомнить». Его рука продолжала держать мою, уже слегка влажную от его липкого пота. Я не отодвигалась. Я начала чувствовать и другую его близость — не физическую, стареющего мужчины с выпирающим под некрасивым жилетом брюшком, с плешивым теменем и лицом, лоснящимся, с большими порами… и губами, слюнявыми… Я улавливала все отчетливей и близость существа внутри него. Маленького существа. Страдающего. Человеческого.
— Она красивый ребенок, стройная, с голубыми глазами и волосами, падающими на плечики черными кудряшками, а когда она смеется, то на щечках у нее появляются ямочки. Да, да, она очаровательная девочка. И необыкновенно подвижная, как зайчик, это ты тоже запомни.
Он снова замолчал. Давая возможность запомнить себе, а не мне — эта мысль была нелепой, но я согласилась с ней без удивления. В ней проступала истина.
— После катастрофы мой дядя с женой взяли нас к себе. Там я узнал о смерти мамы…
«Не смогла она оправиться, бедная, не смоглааа», — старательно причитала Аурелия.
Господи, что еще за Аурелия? Халдеман о ней вроде бы не упоминал.
— Джесси тогда был всего годик, — продолжал он, — она так ничего и не поняла. Да и я вскоре обо всем забыл. Мы жили очень спокойно благодаря заботам дяди и тети Аурелии. У нее не было и не могло быть детей, поэтому она сильно привязалась к нам. И особенно к Джесси.
Но Джесси росла.
— Такая милая девочка, только начала ходить, пухленькая, шатается из стороны в сторону, протягивает ручки, смеется…
Ей семь лет. Нескладная. Коротконогая. С вечно спутанными курчавыми, как у негритенка, волосами. Носит очки. С выпуклыми, как у лупы, стеклами. Они делают ее еще более некрасивой.
Я видела ее. Помнила ее — я, которая несколько минут назад и не подозревала о ее существовании.
— Господин Халдеман, я правда плохо себя чувствую!
— …смеется. «Мама, мама!» Аурелия так научила ее говорить. Мама.
«Перестань называть меня мамой, Джессика. Ты уже не маленькая. Прекрасно знаешь, что я тебе не мать. Не мать! И ни к чему, чтобы люди вокруг думали обратное».
Я слышала голос этой женщины, помнила его… Халдеман всматривался в меня тяжелым темно-коричневым взглядом. Но и я всматривалась в него. Боже! Мы были словно прикованы друг к другу. Не могли пошевелиться. Мы.
— Когда Джессика подросла, она стала моим самым верным другом. Мы бродили по городу, вместе ходили на пляж, забирались на скалы. Я тебе говорил, что она была подвижная, как зайчик.
«Лжешь!» — хотела я сказать.
— Замолчи! — сумела я выкрикнуть.
Он съежился — побитая собака, уполз на другой край кровати, закрыл лицо руками. Я чувствовала, как мучительно для него молчание. А для меня оно было точно глоток воздуха после того, как тебя долго насильно держали под водой. Я дышала прерывисто, приходила в себя с большим трудом… Но почему все время так получается? — душил меня гнев. — Только кого-то встретишь, и раз, он хватает тебя за шею и наклоняет твою голову вниз: посмотри, как я целиком погрузился в себя! Я давно тону… в себе, а теперь и тебя утоплю — там. Для другого ты мне не нужна, все твое меня не интересует. Я хочу только, чтобы ты смотрела на меня, пока тонешь, я хочу, чтобы ты видела меня до самого дна!
— Иди к черту со своим дном! — отмахнулась я.
Что-то страшное лежит там. Не навязывай его мне!
Я встала с кровати. Я решила уйти.
— Но однажды Джесси не вернулась домой, — открыл он свое лицо. — Исчезла.
Ей семь лет. «Давай, прыгни еще раз, Джесси! Прыгай, прыгай!»
— Где мы только ее ни искали. Больше двух недель.
Я подошла к нему. Снова села — рядом с ним. Я понимала, что то, что происходит с нами, ужасно. И что будет еще ужаснее, если я не заставлю его замолчать. Сейчас же! Но его желание обмануть меня так, чтобы он и сам в это поверил, одолевало, переполняло меня… Боже мой, я и в самом деле тонула, его «маленькое» человеческое существо… поднималось подобно стихии. Поглощало меня! Тянуло меня на свое дно. И что-то невыразимо страшное лежало там.
— Вы искали ее, а ты все время знал, где она.
— Нет! — Халдеман наклонился надо мной. — Нет, нет, нет… — повторял он мне, повторял себе все монотоннее.
И эти темные, плотно задернутые занавески на окнах становились еще темнее, чернее, и свет, струившийся от тяжелой люстры над нашими головами, терял свою яркость, тускнея. И наша оторванность от жизни, от света, как будто приобретала новые невообразимые измерения… Может, по какой-то незаметной маленькой случайности Бесконечность раздавит нас именно здесь. В одной из душных комнат дома, построенного два века назад среди парка, окруженного высокой каменной стеной и скалами, отвесно спускающимися к океану, рассеченному сейчас лунной дорожкой… таящему в своих глубинах вечный мрак и ждущему на поверхности очередного восхода солнца — обыкновенной звезды среди бесчисленного множества других, тоже гаснущих медленно-медленно, медленно…
Я стою в нескольких шагах от края расщелины, не смея приблизиться к ней. Я знаю, что увижу, если посмотрю вниз. И вопреки этому я пришел именно для того, чтобы взглянуть. В безумной надежде, что не увижу там ничего, ничего… потому что то, что случилось две недели назад, в сущности не случилось, было одним из многих моих кошмаров. О, я-понимаю, что я пришел не с надеждой, а с безумием. Но все-таки…
Я ощущаю присутствие Джесси.
Она близко, может быть, где-то позади меня? Достаточно мне обернуться и… Только я не оборачиваюсь. Пусть себе спокойно стоит — подальше от этой коварной расщелины… которая извивается, как змея, среди скал. Старая, древняя, она зияет здесь, наверное, уже тысячу лет. И все ждала, ждала. Ждала, что я закричу: «Прыгай!» Но я не крикнул. Не крикнул… Хотя расстояние до противоположной скалы так мало, вряд ли чуть больше метра, в этом месте самая узкая ее часть. И самая неглубокая. «Даже если ты упадешь, с тобой ничего не случится». Ничего, ничего!
