Я одобрительно смотрела на него. Он был действительно красивый мальчик, здоровый и сильный для своего возраста. «Чемпион, чемпион… Нокаут!.. Потрясающий удар…»
— Но отец заставит меня вернуться сюда, — продолжал он. — Так будет, я знаю! И вся моя жизнь проходит в двухсотлетней тени какого-то, наверное, даже не существовавшего, утопленника.
«Чемпион, чемпион… Нокаут!»
— Вал, что с нами сталось? — произнесла я едва слышно. — Что происходит с нами?
И непонятно почему, оба мы задышали учащенно и очень глубоко. Мы уже довольно давно сидели тут, почти неподвижно, а дышали так, словно бежали, бежали, бежали, до полного изнеможения.
— Это дьявольское имение, Эми, это оно во всем виновато. Оно обезличивает меня… стирает меня, оно сотрет и тебя, если ты останешься… — Вчера, когда мы сидели наверху, на нашей скале, ты спросила меня, о чем я думаю, помнишь?
— Конечно. Но ты… почему ты не захотел мне сказать?
— Потому что… мне хотелось плакать! Я думал, что если твоя мать и вправду решила увезти тебя в понедельник…
— Не моя мать, а твоя мать это решила, Вал. — Какое-то горе, ощущение огромной непоправимой потери сдавило мне грудь.
— Наша скала. Скала… — Лицо Валентина исказилось, он прижал ладони к вискам, словно у него вдруг заболела голова. — Скала! У меня предчувствие, что кто-то упадет с нее… что его столкнут…
— Женщина? Несчастная беременная… Господи! — Воспоминания и давние, и совсем недавние, перепутанные обрывки событий, переживания и опасения расползались в моем сознании, словно выползая из разворошенного змеиного гнезда.
Вал, вздрогнув, выпрямился, лицо его кривил нервный тик. Он подал мне руку, резко потянул к себе. Повел меня куда-то — куда, когда? Наши шаги постепенно убыстрялись. И мы дышали, дышали. Вдыхали ненасытно, полной грудью, странный влажный запах болота, которое… словно гудело глубоко под нами.
Глава пятая
Перед Первым домом капитана Ридли остановилась, накренясь, обшарпанная полицейская машина. Я прошла мимо нее, обгоняя Валентина, с которым мы не обмолвились ни единым словом с тех пор, как отправились сюда, прошла через широко открытые въездные ворота и поспешила в свою комнату. Стоило спешить, даже бежать: было уже половина одиннадцатого, а Дони…
Дони в комнате не оказалось. Стул, которым я велела ему подпереть дверь, был сломан, его отшвырнули аж к окну; чемодан наполовину торчал из-под кровати; одеяла скомканы; тапочки отфутболены в два противоположных угла… Я развернулась и на сей раз действительно побежала по коридору. Возле гостиной столкнулась с Клифом. Попыталась пройти мимо, но он схватил меня за локоть.
— Инспектор здесь, — прошептал он. — Я только что говорил с ним…
— Это меня не интересует. Я ищу Дони!
— Его здесь нет. Алекс забрал его в Старое крыло.
— Ты уверен? С ним все нормально?
— Уверен, что все нормально. Но ты…
— Что я?.. О, ясно. Конечно же! — Я подала ему знак, что наша договоренность остается в силе. — Гарантия сто процентов, — добавила я как можно более категоричным тоном. Мне хотелось, чтобы он был спокоен… хотя бы для того, чтобы оставил в покое меня.
Именно это он и сделал — коснулся рукой моих волос, словно хотел погладить по головке, повернулся и оставил меня созерцать его стройную удаляющуюся спину. А может, он культурист, спросила я себя, восхитившись в очередной раз его физическими данными. Культурист-каратист? Я машинально растирала локоть, за который он меня только что держал, и случайно обнаружила разорванный рукав. И это навело меня на мысль, что не мешало бы привести себя в порядок. Иначе в каком виде я предстану перед инспектором — видок, надо сказать, был не только неприглядный, но даже сомнительный.
Клиф пошел на кухню, и я подумала, что и мне неплохо бы «привести в порядок» мозги глоточком кофе. Направилась было туда, но навстречу выскочила госпожа Ридли. Она махнула рукой и направилась ко мне. Я подождала ее, предполагая, что она хочет мне что-то сказать… Но она прошла мимо в полном молчании. Открыла дверь гостиной и скрылась за дверью.
— Инспектор Станер, совсем забыла вам сказать… — донеслось до моих ушей прежде, чем она закрыла за собой дверь.
Я передумала пить кофе. Вернулась в свою комнату, наспех прибралась, умылась, переоделась, подкрасилась, причесалась. Потом села у окна и, успокоившись, что хотя бы внешне готова к допросу, приготовилась ждать, когда меня позовут. Я полностью осознавала свою ответственность — ведь я была единственным непредубежденным свидетелем, и по этой причине мои факты могут стать особенно важными, даже решающими в ходе расследования. Да, могут, но значительную часть фактов придется скрыть. Хотя, в общих чертах, мне было ясно, чего я не должна говорить; к сожалению, таких фактов было довольно много и, прежде всего, те странности, которые могут показаться домыслами и легко могут быть опровергнуты другими людьми. Гораздо трудней было решить, что же следует сказать. И как рассказывать? С подробностями? Нет! Так я неминуемо запутаюсь в своих собственных догадках, мнениях, предположениях, подозрениях…
Будет более убедительно, если говорить кратко и деловито. Или просто перечислить известные мне факты.
Первое — доска, которой обычно заколочена дверь, ведущая в Новое крыло, была отодрана совсем недавно. Второе — позавчера вечером тапочки Тины была испачканы угольной пылью, то есть в тот же день, когда под окном ее комнаты появилась груда угля. Третье — вчера утром ее комната была заперта, а в обед открыта. Четвертое — провисший край одной из штор на окне. Тина цеплялась за нее — снизу. Потому что она ползла к окну по полу…
Да, я знаю, знаю уже и это.
Она хотела подать мне знак, что находится в комнате, что заперта. Нуждается в помощи… Но могла ли я действительно ей помочь? Или, если бы попыталась сделать это, они убили бы и меня? Может быть, она была связана… Я представила ее себе такой, какой увидела сегодня — труп с переломанными костями, и у меня внезапно перехватило дух. Та подпухлость возле ее глаза: она не могла появиться от падения! Она от удара. И на теле, скорее всего, есть подобные, и вчера утром, наверняка, она ползла потому… Ее избили! Она надеялась только на меня, а я… «Прячется за своими некрасивыми занавесками и посмеивается, как сумасшедшая» — вот как предпочла я объяснить себе мелькнувшую перед моими глазами картину — те побелевшие, вцепившиеся в ткань пальцы.
Меня снова одолели угрызения совести. О, на сей раз, пусть с непоправимым опозданием, я должна быть на высоте! Отставить «кратко и деловито». Расскажу инспектору все, абсолютно все, не скрывая и своего собственного пассивного участия… Я прислушалась на секунду к самой себе: ни колебаний, ни особого страха. Даже атмосфера в доме мне уже не казалась столь зловещей. Будто люди, которые влияли на эту атмосферу с помощью разных там биотоков, как-то попритихли… Утолили жажду убийством? Или мне придало смелости присутствие полиции?
