— Я тоже, — вставила я.
— И все же не хочу отрицать, что для меня крайне важно, чтобы… чтобы, в конечном счете не я, а вы его выдали, — признался он с виноватым видом. — Только надо подождать. Мне сейчас пришла в голову одна мысль; думаю, я догадываюсь, где надо искать необходимые доказательства. А как только найду, немедленно сообщу вам, но при одном условии: вы тут же, в тот же миг идете в полицию. И больше сюда не возвращаетесь. Уезжаете и из городка, и из имения. Навсегда! Если же вы несогласны… я сам его разоблачу. Мне легче уйти в дом престарелых, но с чистой совестью, чем жить так.
— Не переживай. Я согласна. Только будь осторожен…
— О, они же почти меня не замечают. Для вас все гораздо опасней, я понимаю… Впрочем, я до сих пор говорил об убийце «он», но не думайте, что это непременно мужчина. Берегитесь всех!
«Ладно, — подумала я. — И тебя буду беречься, пусть даже то, что ты мне желаешь добра, правда».
— Арнольд, вспомни, пожалуйста, в ту субботу, когда я приехала, в котором часу они уехали на прием?
— В семь, было еще светло.
— А Алекс, Халдеман и Клиф? Они уехали вместе с ними?
— Нет. Господин Травис и господин Крейн уехали часом раньше, а господин Халдеман около девяти. Помню, он жаловался Тине, что его никто не пригласил, что о нем вечно забывают, что, к сожалению, было правдой.
— Ну да, к сожалению… Ну а Тина? Она не отлучалась в тот день, хотя бы ненадолго, после обеда или вечером?
— Нет. У нее было много дел по хозяйству. Только после того, как уехал господин Халдеман, она вышла посидеть немного на скамейке, воздухом подышать, она что-то неважно себя чувствовала. Я остался помочь ей закончить работу, я часто это делал, помогал ей… Но если вы сомневаетесь… хотя в чем бы вы ни сомневались, наверняка ошибаетесь. Ничего особенного она не могла сделать за это время. Ничего такого, что могло бы стать поводом для ее убийства. Она была на улице не больше получаса; посидела, посидела, замерзла, на ней был только легкий халатик… И вернулась в дом.
Она вышла в легком халатике и тапочках, добавила я про себя, а когда вернулась в дом, у нее на тапочках были следы угольной пыли. Но если исключить паралитика, вы тогда были с ней вдвоем, гнусный старикашка. И несмотря на это или, может быть, именно поэтому она взобралась на груду угля и заглядывала в собственную комнату, поджидая, не войдет ли туда кто-нибудь. Кто-нибудь? Да кто же это мог быть кроме тебя?
Но ему я, естественно, ничего не сказала. А он продолжал:
— Она пришла и сразу же легла. Поэтому на другой день я страшно удивился, когда вы сказали, что накануне вечером, буквально через считанные минуты после того, как приехали, встретили ее, причем в ванной на верхнем этаже, куда она никогда не ходила. Даже теперь… я все задаюсь вопросом: действительно ли все было так, как вы говорите?
Его взгляд стал тяжелым, полным, наверное, как и мой, мрачной мнительности. «А если вы, барышня, и есть главная колдунья? «Гастролирующая» служанка Сатаны, приехавшая удовлетворить жажду чужой смерти через своих родных-колдунов!» — может быть, нечто в таком духе думал он в этот момент. Или же нарочно пытался мне внушить, что так думает… потому что угадал, о чем думаю я?
Я вздохнула примирительно. Отхлебнула еще несколько глотков уже остывшего кофе, отодвинула в сторону тарелку с недоеденным и… просто вышла из кухни. Вот так, в этом доме, даже при большом желании, даже в случае крайней необходимости, никто никому не может верить.
Я притаилась за той колонной в коридоре, откуда открывался самый удобный «вид» на дверь кухни: было около часа дня, так что господину Ридли тоже было пора обедать, то есть пора было его кормить. И действительно, через несколько минут Арнольд появился на пороге с заставленным едой подносом. Огляделся мимоходом, скорее по привычке, и заковылял к лестнице. Я проследила взлядом, когда он исчезнет за углом, прислушалась как затихают его шаги по мере приближения к мансарде, он пробудет там не меньше получаса, потом пошла на кухню. Закатала рукава и опустилась на колени перед каменным очагом.
«Отец говорит, что его не разжигали уже полтора века, представляешь? А я непременно разожгу его в эти дни, я уже решил. Просто так, мне будет приятно сделать что-то впервые через столько времени!»
Но он его так и не разжег — было видно. По всему было видно.
Я нагнулась и пошарила рукой за внутренним бортиком. Отмычка все еще была там, утонувшая в слое пыли. Вал сделал ее на следующий день после того, как его чуть не застукали с ключом от подземелья. Я вытащила ее, взяла со стола салфетку и вытерла; не отмычка, а обыкновенный крючок, по моим теперешним представлениям. Но она по крайней мере не заржавела, а тогда, помню, довольно успешно выдержала пробные испытания. Я бросила ее в сумку. Подошла к умывальнику, вымыла руки, потом лицо, попила водички. Медлила. А остальные в любую минуту могли вернуться — из полиции, из морга, из похоронного бюро.
Я бросила беглый взгляд в окно: нет, пока никого не было видно. Вышла из кухни и направилась прямо на второй этаж. Дошла до двери чулана, где хранились одежда и белье, оглянулась, как и Арнольд, по привычке, потом нажала дверную ручку: закрыто не было. Вошла, темно, я включила свет. Охнула от удивления.
Помещение размером с небольшую комнату, было усеяно детскими вещами: игрушками, одежками, бутылочками, одеяльцами, пеленками… Раскиданные по полу, явно расшвыриваемые ногами, затоптанные, помятые, поломанные… Полиция? — было мое первое, вроде бы логичное, предположение. Только, насколько я поняла, она ни сегодня, ни в день после убийства Тины, никаких обысков не устраивала. Да если бы и делала обыск, то не настолько же по-идиотски. Ну? Так что же здесь происходило?
Один из гардеробов, слева, был пуст, створки его были широко распахнуты, ящики вытащены, а два других, напротив входной двери были заперты, но меня интересовали именно они. Я направилась к ним, аккуратно обходя разбросанные на полу вещи. Вонь нафталина, распространившаяся вокруг, просто душила, я чувствовала, как запах проникает в мои легкие, глаза. Он заставил меня поторопиться, и я тут же наступила на какую-то погремушку, и та хрустнула у меня под ногами, издав болезненный звук. Я добралась до гардеробов и открыла створки того, который ближе. Идеальный порядок: постельное белье, скатерти, занавески… Открыла другой, точно такой же порядок, с той лишь разницей, что там были преимущественно одеяла, зимние пальто, и одну его часть целиком занимала мужская одежда. Да, раскидано только то, что лежало в первом, теперь пустом гардеробе. Очевидно, там госпожа Ридли с сентиментальной заботливостью хранила детские вещички сына и дочери. А еще более вероятно, что кто-то панически искал что-то среди них. Но что? Может быть, тот самый матросский костюмчик, тот, из-за которого пришла сюда и я? Потому что, если он здесь, значит… Ну, значит, вероятно, только то, что в данный момент Дони одет в форму детского дома. И все же, когда я принялась его искать, от всего сердца желала его не найти.
