— Ваше ли будет телесное соприкосновение с Эйреной? — ясно и на поразительно чистом английском языке спросил он.
— Да, — прохрипел я.
Мой короткий ответ отразился на нем достаточно странным образом: его тело вытянулось вверх, глаза потемнели от невероятно расширившихся зрачков, а голос повысился до писка:
— Наше ожидание прекращается! Пойдемте!
Мы пошли к звездолету. Остальные юсы собрались на известном расстоянии от входного отверстия, покачивались беспорядочно туда-сюда, издавали какие-то звуки и теснились все ближе и ближе один к другому. И вообще, делали все возможное, чтобы выразить… кто их знает, что. Когда мы проходили мимо, они уже были похожи на ожившую груду кусков ржавеющего металла.
Мы поместились в обычную на вид кабину и бесшумно стали подниматься вверх, пока не достигли помещения со множеством дрожащих эллипсов по стенам. Юс двинулся к самому близкому из них, прошел сквозь него. Вокруг вспыхнули и разлетелись хлопья плотного фиолетового света. Я последовал за ним. Робот — за мной, неся с легкостью и чемоданы, и свою безмятежную электронную душу. Мы оказались в узкой галерее, с выпуклыми скобами на всем ее протяжении. На их поверхности через короткие равные интервалы вспыхивали фонтаны невыносимо ярких голубоватых искр и, не затухая, расстилались вокруг. Я шел за юсом почти вслепую, в то же время стараясь держаться на расстоянии от него, да и вообще от всего.
Пол здесь был из какого-то желеподобного материала, дрожал и чавкал у меня под ногами, которые в нем тонули по щиколотку. Инстинктивно я начал делать ненормально широкие шаги, споткнулся и схватился за одну из скоб. Не успел я разжать пальцы, как она словно разорвалась посередине и выскользнула, или точнее вытекла с двух сторон моей сжатой ладони. Потом утолщенные концы скобы вновь стали тонкими, согнулись навстречу друг другу и слились, издав тихий щелчок. Я испытал противное чувство что дотронулся до чего-то живого — гибкого, холодного, реагирующего. Посмотрев на свою руку, я решил, что с ней ничего не случилось, только она мне показалась более сухой, чем другая. В это время юс остановился, явно поджидая меня. Страшная мысль, что он кинется меня поддерживать, побудила меня немедленно собрать все силы, чтобы идти нормально.
Я был приятно поражен, когда мы вошли в просторный холл совсем земного вида, самое важное — там было обычное освещение. Кроме того, он был довольно шикарно обставлен: большая красного дерева кабинетная стенка, доверху заставленная книгами, роскошная мягкая мебель, небольшой бар, аудио- и видеотехника, толстый персидский ковер на полу. Одна стена была целиком закрыта тяжелой шелковой занавеской, которая мне совсем не понравилась — при виде ее я испытал неясную тревогу.
— Вот и ваша внешняя обособленность от нас, — сказал юс.
— Но как вы сумели так быстро все подготовить? — удивился я и тотчас же с удовлетворением отметил непринужденный тон своего вопроса. — Ведь решение о моей поездке было принято только вчера вечером.
А может быть, не вчера, подумал я, откуда мне знать.
— Мы всегда с запасом моделируем свои предначертания, — с энтузиазмом пропел юс, покачиваясь в такт своим словам. — Это осуществили вы по нашему настоянию.
«Настоянию». Смотри-ка! И в чем же это выражается? Я встретил его оживленный взгляд, и от отвращения мурашки побежали у меня по телу. У меня не было ни малейшего желания отвечать ему, да я и не знал, что сказать. Неопределенно кивнув, я застыл, ожидая, что он даст мне необходимые разъяснения и оставит одного, насколько это вообще было возможно тут.
— Этот робот будет с вами, — снова начал, юс. — Вы попросили его для советов в течение пути с согласия человека, но и мы его не избегаем.. — Да, да, — мрачно подтвердил я свою «просьбу». — Я рад, что тот человек получил и ваше согласие. Он был у вас сегодня?
— Да, был. Как голос, — ответил юс. — И если окружающее вас предрасположило, войдите в него сейчас. Позднее оно будет воспроизводить юсианские условия, и вам навязали бы какой-нибудь скафандр.
Я сухо отказался входить во что-либо и замолчал. Юс тоже помолчал — довольно долго. Только в отличие от меня это его не беспокоило. Он просто стоял себе. Даже и не смотрел на меня. Он вообще ни на что не смотрел. Его глаза поворачивались в глазницах, как шарики для пинг-понга.
— На минуту отличитесь! — неожиданно нарушил паузу он.
Если бы я знал, что такое «отличиться», может быть, так и сделал бы, чтоб только меня оставили в покое! Его присутствие действовало мне на нервы, как электрический ток.
Наконец, он двинулся. Бочком подошел к одной из дверей и замер перед ней, как бы прислушиваясь. Невольно прислушался и я. Сначала ничего не было слышно, но затем изнутри донеслись неясный стук и царапанье, кто-то заскулил. Юс открыл дверь. На пороге, пошатываясь, стоял маленький черный щенок. Огромная фигура негуманоида согнулась над ним. Тогда щенок начал медленно клониться на одну сторону, пока голова его с тупым звуком не стукнулась об пол. Я подошел и взял щенка на руки. Его тельце было неподвижно, неестественно вытянуто. Ладонью я ощущал удары его сердечка, которое билось в паническом страхе. Я выпрямился и устремил взгляд в глаза юса.
— Это — Чеки, — сказал тот, медленно направился к входной двери и вышел.
Глава пятая
Я стоял посреди холла, который выглядел как обыкновенный земной, но не был таковым, и чтобы успокоить дрожащую собаку, ласково повторял ее имя: «Джеки, Джеки…» Картина склонившегося над ним негуманоида все еще стояла у меня перед глазами, такая нелепая и страшная. Мучительно стараясь проглотить ненависть и бессильный гнев, я всматривался в беспомощно поникшую головку и не знал, что делать. Только продолжал повторять бессознательно:
«Джеки, Джеки…» Сколько же времени его держали здесь? Животному где-то около трех месяцев, наверное, как только его отняли от матери, сразу отдали юсам. Зачем он им понадобился?.. Джеки, Джеки… Ты ведь Джеки, а не Чеки, ведь правда, мой мальчик? Правда?» Нежно прижав к груди, я понес его к дивану… Сел, наклонил голову и стал вслушиваться в его дыхание. Джеки начал приходить в себя — дрожь уменьшилась, его испуганное сердечко начало работать более медленно и ритмично. Я не смел шевельнуться, чтобы опять не испугать его. И вообще в этот момент я не думал ни о чем, кроме этого маленького нежного мягкого комочка жизни, попавшего ко мне в руки по странному капризу чьего-то нечеловеческого ума.
Прошло немного времени, и Джеки приподнялся, еще неуклюже сел у меня на коленях и поднял на меня темные бархатные глаза. Я ему улыбнулся, а когда он, устроившись поудобнее, начал с любопытством нюхать мой пиджак, я просто с облегчением засмеялся. Звук собственного голоса заставил меня вздрогнуть. Я сконфуженно огляделся вокруг. Было невероятно тихо, все было невыносимо обычное и невыносимо чужое. Чужое? Начало нового пути. Пути к двум трупам на какой-то планете. И начало надежды, что я все-таки туда доберусь…
Джеки, уже совсем оправившись, настойчиво тыкался мне в руку, но поняв, что этого недостаточно, чтобы привлечь к себе внимание, легонько, с упреком прикусил мой палец. Я виновато погладил его и рассеянно снова улыбнулся, но сам смутился. Кому я улыбнулся сейчас? Собачке или тому невидимому присутствию, которое я вдруг начал ощущать как тяжесть, нависшую над моей головой. Видимо, пока будет продолжаться этот путь, я не часто буду знать наверняка, почему поступаю так или иначе. Хотя и вынужденно, но все время буду позировать. Конечно, позировать, а надо ли держаться естественно здесь?! Я взглянул на часы — 16.17. До старта было еще сорок три минуты. Не стоит так все время сидеть. Особенно, если за мной наблюдают. Я решил прогуляться по своему временному жилью. Все-таки нормально было проявить к нему интерес. Я положил Джеки на ковер, он радостно завилял обрубком хвоста и предпринял две-три устрашающие атаки на одну из моих брючин. Он уже забыл о неприятностях, и теперь ему хотелось играть. Я не смог ему ответить. И небрежной походкой направился к одной из дверей, а он разочарованно устроился надиване.
