Внизу простиралось нечто — назовем это помещением — размером с футбольное поле, но имевшее такой ис- кривленный контур, что его форма вообще не подлежала какому-либо определению. Стены были алого цвета и произвольно шатались, вверху они соединялись, образуя купол, усеянный темными жирными нашлепками, постоянно меняющими свое положение, ползущими и какими-то растягивающимися… Когда они касались одна другой, то резко свивались в клубок, застывали так на секунду-другую и потом взрывались, исторгая струи желтоватой шипящей пены.
Основа этого помещения была неровной и, вероятно, обладала какой-то комбинированной вещественно-энергетической структурой. Она то проваливалась на определенных участках, то вздувалась и раскладывалась на гладкие зеркальные блестящие волны, а из ее недр в бешеной гонке вылетали широкие ленты огня, соединяясь в сложные сплетения, и медленно гасли среди льющейся пены. В центре ее возвышались три колонны, созданные, казалось, из затвердевшего непроглядного мрака, в котором вились толстые, будто из прозрачного стекла жилы, в которых ритмично циркулировала синеватая жидкость. Воздух, или то, что наполняло помещение, жужжал от роев мелких звездоподоб-ных кусочков, которые по спирали летели к куполу и там таяли, оставляя после себя эфирное марево. Стены издавали отрывистые, громкие стоны, которые внезапно прерывались — страшно, как предсмертные вздохи, и через мгновение натянутой в ожидании тишины возобновлялись, полные животного ужаса.
— Внизу — время! — я вздрогнул от крика Чикса… Повернулся к нему, как автомат, а он наклонился надо мной, явно для того, чтобы я его лучше слышал.
— Внизу — время! — повторил он. — И сейчас оно напористо напоминает об Эйрене, потому что там мы удержали индивидуальность, которая ему принадлежит. А ее можно вернуть только через эти три закрытые тени от ничего.
Я догадался, что его последняя фраза относится к черным колоннам, и снова впился взглядом в них. Но странно, что после его, может быть, слишком экстравагантного определения, они мне показались совсем обыкновенными, едва ли не скучными на вид, несмотря на то, что до сих пор мне ничего подобного и не снилось… Ну и словарь у этого негуманоида! Подумать только — «тени от ничего».
Я пожал плечами и отступил от края площадки — мне не хотелось орать, чтобы продолжать разговор, как не хотелось терпеть склонявшегося надо мной юса. После короткого колебания он последовал за мной.
— С какой скоростью мы движемся? — деловито спросил я, когда мы перешли в более тихое место.
— Нет, нет! — сердечно и как-то испуганно возразил Чикс. — Мы не должны двигаться. Ведь это же время Нужно его подождать…
— Но ведь мы все-таки перемешаемся, — прервал я его нетерпеливо. — Иначе, как мы доберемся до Эйрены?
— Мы перемещаемся, а она в невероятной удаленности от Земли, Тер. Двигаясь, мы с ней пересечемся, после того как все наше давно стало чужим. Зачем сталкиваться со своими естественными пределами?
Я изобразил задумчивость на лице, мол, оцениваю его аргументы.
— Да, — нашелся я в итоге. — Это было бы не в наших интересах.
Мы ушли с территории «времени» так же экзотически, как и пришли сюда, то есть опять в капсуле. А когда она остановилась и распалась, перед глазами у меня открылась новая поразительная картина, хотя далеко не столь грандиозная, как предыдущая. Я несколько несдержанно начал озираться вокруг. Теперь мы стояли у подножия пирамидальной конструкции с усеченной вершиной, из которой циклично извергались гейзеры крупных шарообразных капель. Они гроздьями или гирляндами прилеплялись к низкому потолку, абсолютно не деформируясь при этом, а потолок начинал подрагивать, трястись… И вдруг на нем появилось множество длинных, гибких пиявок. Они протягивались от капли к капле, быстро их глотали, иногда даже «сталкивались» из-за какой-то из них, сопровождая свои действия звучным щелканьем, точно над нами обедала целая шайка мелких, но необузданных прожорливых созданий. Потом они мгновенно втягивались обратно в мясистую ткань потолка и скрывались там до выброса очередной порции из гейзеров.
Только после нескольких описанных циклов я смог переключить свое внимание на саму пирамиду. Всмотрелся в слой, покрывающий ее поверхность — он полностью состоял из больших, размером с человеческую ладонь коричневых скорлупок, которые поразительно напоминали раковины, и форма их была такая же, и рисунок на них, и легкая выпуклость посередине… И вдобавок ко всему, пока я изучал их, они, видимо, тоже вступили в очередной цикл, потому что одновременно раскрылись, обнажив живую розовую плоть, совсем такую же, как у обыкновенных океанских моллюсков. Действительно, такое невероятное, фантастическое сходство! И вот вам общее звено, по крайней мере внешне, в эволюции двух страшно удаленных друг от друга планет! Меня охватило сильное, почти радостное волнение, как будто именно это могло бы связать нас, вывести в конце концов из многолетнего доконтактного поиска.
— Это — мидии, — вернула меня к действительности реплика Чикса. — А мы их сделали нашими. Сейчас они нам отдают только свою осторожность, но скоро мы им предсказываем еще более трансформированное будущее. Они привыкают, привыкают… — он поднял одну из нижних конечностей и прижал ее к плоти нескольких раковин. Когда он ее отнял, они остались все также доверчиво открытыми.
Под отвратительным кожистым скафандром меня бросило в холодный пот. «Общее звено». И как мне такая чушь могла прийти в голову… Да, юсы, наверное, уже давно начали свой подпольный завоевательный поход! И эти моллюски едва ли их первая победа. Кто знает, у скольких еще земных существ они «трансформировали будущее»! И кто знает, не готовят ли они подобное будущее и для нас… Но все же Зунг прав: не может быть, чтобы и у них не было какого-то уязвимого места. Нужно только найти его…
Я сказал с притворным равнодушием:
— Я хотел бы, чтобы вы мне показали, где ваш вычис-лительный центр. Управление таким звездолетом — положительно дело нелегкое.
— Нелегкое, — подтвердил Чикс и бодро повел меня к одному из тоннелей, которые виднелись справа от пирамиды. — Нелегкое, и сейчас наши вычисления ничем бы ему не помогли. Звездолет должен быть всегда целостным, как мы в целом, вы или я. А кто сумел бы вычислить наше личное управление?
— Из сказанного вами выходит, что этот звездолет, по существу, — живой организм, — скептически улыбнулся я, хотя почти не сомневался в верности своих предположений, и слыхал, что и другие высказывают такое же мнение.
— Да, выходит, что так, — снова подтвердил Чикс, а потом добавил: — Однако, этот вывод очень в стороне от истины.
— Ну, хорошо, я не совсем точно выразился. Я хотел сказать, что этот звездолет представляет собой нечто подобное грандиозному биологическому роботу или самоуправляющейся биологической машине. Все равно, как мы его назовем. Важно, что он функционирует по принципу живого организма… Естественно, он не живой, раз не размножается, но с другой стороны, наверное, при необходимости может восстанавливать любую свою часть, а эта способность… она присуща… некоторым живым организмам… — смешался я и замолчал.
