Я колебался не более пяти-шести секунд, но мои сопровождающие начали проявлять признаки нетерпения. Я кивнул им, и они, не отступая ни на шаг, повели меня по пустому коридору. Потом мы чуть отклонились от маршрута, которым я пришел сюда, — пересекли площадку с лифтами, прошли через какой-то старательно замаскированный вход, и плечом к плечу начали спускаться по узкой винтовой лестнице. Стук машин из цокольного этажа постепенно усилился до грохота, а когда мы спустились вниз, неожиданно прекратился. Здесь мои спутники почти одновременно взглянули на часы, после чего их лица приняли еще более спокойное выражение. Несколько расслабился и я: ответные меры на нашу операцию с пленкой не могли быть столь сложными, со столь излишней проволочкой и точным расчетом времени. Значит, по крайней мере сейчас осечки нет… Но что же мне хочет сообщить Дженетти? Должно быть, что-то чрезвычайно важное, раз он пошел на такой безумный риск.
Напротив лестницы темнели две тяжелые бронированные двери. Мы остановились у одной из них, расположенной правее, и на вмонтированном дисплее засветилась надпись «Синхрон В5-ДЗ». Тогда мои спутники сдержанным кивком направили меня клевой двери. Когда мы приблизились, на ней ничего не засветилось, а сама она бесшумно открылась. Оттуда понесло незнакомым резким запахом, но помещение, вопреки моим ожиданиям, оказалось совсем пустым. Пока мы пересекали его, я чувствовал сильную вибрацию под ногами и представлял увлекательную картину: толпа бегущих ученых, пыль от падающей штукатурки и страшная суматоха… Картина мелькнула и через мгновение исчезла. Мои люди не проявили ни малейшей тревоги. Видно, и с вибрацией они сработались не хуже, чем с идиотскими шахматными задачами на дверях.
Мы вышли из помещения и вступили в лабиринт низких, ярко освещенных коридоров. Наша маленькая группа двигалась все так же компактно, равномерно, без помех, и думаю, что производила хорошее впечатление на тех, кто за нами наблюдал. Для меня, однако, вся эта прогулка начала превращаться в своего рода испытание. Мысль предпринять что-нибудь, чтобы положить конец полной неизвестности, звучала в голове как гонг. Но очевидно было, что удобного случая не представится.
У меня уже начали отказывать тормоза, когда события вступили в новую и потому несколько более обнадеживающую фазу. После очередной проверки времени по часам темп нашего движения был значительно ускорен. Мы дошли до массивной металлической преграды, тип с покрасневшими костяшками коснулся ладонью контрольного дисплея, и она плавно отошла. Мы очутились на заднем дворе здания, и почти в тот же миг перед нами остановилась машина «скорой помощи». Шофер с видом мизантропа, но в белом халате, подождал, пока мы устроимся на боковых сиденьях, сделал ловкий маневр и нажал на газ. Мои сопровождающие также натянули поверх костюмов белые халаты. Потом вытащили из карманов белые медицинские шапочки, неловко надели их на головы, явно намереваясь походить на санитаров.
— Уж очень сложно вы все задумали, ребята! — усмехнулся я. Они работали с таким усердием, что в тот момент стали мне даже симпатичны.
«Ребята» мне, конечно, не ответили. Уставились на меня, почти не мигая. Их лица выражали не больше, чем матовые окна машины. Белые шапочки были им совсем не к лицу.
Мы выехали с территории Центра, и водитель включил сирену. «Скорая», завывая, помчалась по туманному городу. Но куда? Вероятно, на какой-то военный аэродром. Только вот даже на обычном самолете до Эрдландского космодрома можно добраться меньше чем за два часа, а звездолет стартует почти через четыре. Увы, времени достаточно для всего. В том числе и для провала…
Выехали на южную магистраль. Туман рассеялся, и впереди отчетливо были видны уже ненужные габаритные огни какой-то низкой спортивной машины, а темно-синяя «Той-ота», которая время от времени появлялась за нами, приобрела совсем ясные очертания. Мы перестроились в крайний левый ряд, несмотря на то что особо интенсивного движения не было и мы ехали не бог весть с какой скоростью, затем после первого мотеля свернули на старое заброшенное шоссе. «Тойоту» сменил черный «BMW». Спортивная машина остановилась. Мы ее обогнали и рванули вперед, словно уходя от погони. Из медицинского шкафчика рядом со мной послышался тревожный звон. Носилки, которые валялись на полу, подскочили, и из них к ногам одного из моих спутников вывалилась аккуратно свернутая накрахмаленная простыня. Он пнул ее обратно, озабоченно потрогал свою докторскую шапочку и снова погрузился в мрачную апатию.
Прошло несколько минут, таких напряженных, что в машине аж потемнело. Затем раздался протяжный визг шин «скорой»: мы вошли в крутой вираж, и перед глазами у меня пронеслись огромные створки железных ворот парка. Если бы они были закрыты, то катастрофически точно исполнили бы свое предназначение. Я предположил, что наш водитель или не впервые проезжает здесь, или привык надеяться на провидение. Он так же стремительно влетел в узкую аллею напротив, будто искал убежища среди густых декоративных кустов, которые росли по обеим ее сторонам. Потом внезапно уменьшил скорость, и машина неохотно заскользила по усеянному прошлогодней листвой асфальту. Бледная искорка радости оживила взгляды моих «ребят» — видимо, приближался миг нашей разлуки. Неизвестность, которая меня томила, помешала мне разделить их чувство. Куда бы мы ни ехали, то, что от меня не пытались скрыть маршрут, никак меня не радовало. Едва ли это было проявлением доверия.
Когда мы остановились перед скромным строением с надписью над главным входом «Частная клиника Миллера», обстановка не прояснилась, но я уже был готов расстаться с пленкой, не просмотрев ее. Перед входом нас встретили шесть человек — все крепкие мужики. Мы вышли из машины. Трое из них сейчас же окружили меня своим вниманием, один направился к остановившемуся сзади «BMW», обменялся несколькими репликами с сидевшими в нем людьми и отправил его в обратный путь. Остальные встали рядом с моими парнями и водителем, которые показались мне очень встревоженными. События явно развивались не так, как они ожидали.
Я и мои новые сопровождающие вошли в клинику. В фойе самый молодой из них быстро протянул руку к чемодану Я сделал вид, что не заметил этого, он раздраженно процедил:
— Дай сюда!
Пора было действовать. Я обернулся и подал ему чемодан. Пока он перехватывал ручку, я ударил его ногой По колену. Он присел — я врезал по затылку. Чемодан упал на каменный пол, а парень пошатнулся, и коллега инстинктивно подхватил его под мышки, пытаясь поддержать. Но в следующий момент бросил на произвол судьбы и сделал молниеносную и почти успешную попытку нанести мне удар по носу. Вцепившись друг в друга мы повалились на пол. Вокруг нас с воплями заскакал какой-то толстяк, ища подходящий случай проявить себя. Наконец заехал мне по уху. Когда он попытался ударить меня ногой, я сумел до него дотянуться. Дернул его резко вниз, прилепил пленку ему на подметку, а сам откатился в сторону. Раздавшийся вопль, показал, что толстяк рухнул на моего «партнера». Я начал подниматься, и в этот момент парень, которого я вырубил первым, дал мне понять, что пришел в себя: кулаком нанес мне стремительный удар по голове. Так что с подъемом я немного повременил…
Мы брели вверх по лестнице. Ухо у меня горело, как пе-регревшаясяспираль. Мне было плохо. Морально тоже, но не слишком. Все же, если не поддаваться на провокации, существует вероятность, что старик Дженетти выкрутится. Правда, использованный мною трюк не отличался особым остроумием, но все же был шанс… После того как не найдут ничего у меня, эти здешние громилы перетрясут и парней, и «скорую», и фойе, и свою собственную одежду. Про подметки, однако, они, может, и не сразу сообразят, а под килограммами толстяка пленка скоро сотрется.
