— Скафффандри-ри, поместишшшся ли в один?
— Да. Помещусь, — ответил я.
Второй юс тоже зашевелился. Мы пошли в глубину вестибюля, там виднелось, по крайней мере, тридцать прорезей, подобных той, в которой я получил скафандр в звездолете, и как только юсы остановились перед одной из них, я без колебаний дал ей «проглотить» меня. Процедура была мне знакома, но это не сделало ее приятнее, чем в прошлый раз. Наконец, упакованного, как космическая посылка, в защитную, напоминающую кожу материю, меня вытолкнули с другой стороны прорези, где обстановка не имела ничего общего с прежней. Тут было мокро, туманно, и все усеяно гигантскими грибами. Высокими, будто столетние дубы, грибами, в земном происхождении которых я не сомневался, несмотря на то, что их ножки и шляпки были густо покрыты узловатыми, сморщенными как старческие кулаки шишками. От такого пейзажа я абстрагироваться не мог! В нем были воплощены те трансформаторские намерения юсов, которые в будущем, вероятно, они хотели распространить и на человечество.
Чикс задерживался, и это позволило мне до какой-то степени вернуть прежнюю бодрость. И когда он появился в этом отвратительном помещении-грибнице, я снова был готов, на этот раз, действительно, к открытому разговору.
— Чикс! — приветствовал меня негуманоид в общепринятой у них неприятно экзальтированной манере. Он был без скафандра, в своем естественном виде, и пестрел у меня перед глазами десятками красок, чуть приглушенных туманом. — Мы вас не ждали даже совсем.
— Меня конкретно или людей вообще? — захотел я уточнить.
— Людей.
— Кто-нибудь из них до сих пор приходил на эту базу?
— Приходили как голоса.
— Сколько? Сколько голосов?
— Три.
— Так я и предполагал — три! С юсами связывались Ларсен, Одеста и еще кто-то с нашей базы. А я уже догадывался, кто и по какому поводу… Чикс приблизился ко мне с понятной мне теперь неохотой, и наши взгляды встретились. Мы постояли так, платя неизбежную цену за свою близость, потом он весьма любезно сказал:
— Я обеспечу вам эффект наших вещей. Оцените его с тенденцией?
— Нет, — покачал головой я. — Я пришел не за тем, чтобы ты меня поражал. Да и насколько я вижу, эти «вещи», по крайней мере, не ваши.
— Общие, общие! — радостно воскликнул Чикс. — И те, И другие везде здесь. Мы их перевоссоздаем с совместимым жизненным успехом!
— А задавали ли вы себе вопрос, как это воспринимается с человеческой точки зрения? — спросил я.
— Мы вещаем одинакового зрения. И не от точки!
— Брось эти праздные фразы, Чикс. Знаешь ведь, что они очень далеки от действительности. И еще, не разговаривай со мной таким чрезмерно любезным тоном.
Наступила долгая пауза. Я затеял самую опасную игру — игру в правду — и Чикс положительно это понял уже с моих первых слов, но сейчас он понял и другое: я его заставлю тоже включиться в эту игру. Наши взгляды снова встретились, упорные и враждебные.
— «Такой чрезмерно любезный тон», — без всякого выражения начал Чикс, — удобно приносит нам ваше расположение.
— Он фальшив, — прервал я его, — и несет он вам только наше недоверие. Или именно так вам наибблее удобно?
— Не знаю, — совсем по-человечески обронил Чикс.
— Уже десять лет вы копаетесь в нашей жизни, превращаете в чудовища наши земные организмы, — я махнул рукой в сторону узловатого гриба, который высился впереди. — Проводите эксперименты с нашей психикой! Но, видимо, еще сами не знаете, чего хотите…
— А ты постигли прозрачное знание о нас, чтобы через него увидеть, что ты хочешь?
— Нет, не постиг, так как вы умышленно делаете его мутным и непроглядным. И все-таки, если я тебе скажу, что хочу, чтобы все ушли навсегда, вряд ли это будет правда-уже хотя бы потому, что если вы это сделаете, это будет не только ваше, но и наше поражение.
— Уйти — это вне наших перспектив, — заявил Чикс.
— Да, да, — усмехнулся я презрительно. — У нас вы себя чувствуете хорошо, с позиции сильного.
— Нет, Тер, — тихо сказал он. — Чувствуем себя нехорошо.
Он пошел через вьющиеся по неровному полу канавки, а я, едва подавляя свое негодование, догнал его и пошел рядом. Мои шаги издавали отрывистый шлепающий звук, под тяжестью его туловища вода клокотала и пенилась. Я не знал, куда он меня ведет, но особенно и не интересовался. Меня тревожили другие, значительно более важные вопросы.
Вскоре я убедился, что на этой юсианской базе увижу еще много «перевоссозданных» земных вещей с «трансформированным будущим». Возможно даже, что вся она создана преимущественно из них. Здесь не было знакомых мне стен, отстраняющихся при «разумном соприкосновении», коридоры и помещения, как в бункере, были расположены в устойчивом, плотном пласте скальной породы, только его едва можно было видеть из-за налипшей, ярко фосфоресцирующей плесени. Не было здесь и юсианских капсул для передвижения, вместо них юсы использовали плоские и, по-моему, непрактичные островки-площадки, которые скользили вниз и вверх по специально сделанным желобам. Насколько я мог понять из лаконичных и откровенно неохотных объяснений Чикса, эти островки состояли из кораллов, связанных металлической «паутиной», желоба были наполнены концентрированным соляным раствором, а скольжение осуществлялось посредством «ориентирующем гося по нашим стойкам электролиза». И еще: оказалось, что металлическая «паутина» не коррелирует из-за «возражений дремлющих в ней беспотомственных инфузорий». Вот так. Мысленно я оценил электроизоляционные качества своего скафандра, и снова повернулся к впервые неразговорчивому Чиксу:
— И не трудно вам в этой новой для вас среде?
— Очень, — по привычке воскликнул он, после чего быстро поправился, повторив подчеркнуто сдержанно: — Очень.
И опять замолчал.
Наш коралловый островок проплыл под низкой, покрытой плесенью аркой, спустился вниз и, все так же по желобу, понесся по большому, переполненному водорослями бассейну, который тонул в синеватой мгле. Мы добрались почти до середины, когда Чикс сделал резкое движение, как будто дал знак кому-то, и через мгновение вокруг нас начали подниматься коричневые, симметрично расположенные столбы с множеством бугорков на них. Они воздвиглись метра на два над поверхностью и застыли в таком положении. Потом из их вершин полился сильный свет… и водоросли в бассейне точно взбесились. Устремились к столбам как полчища остервенелых змей. Толкались, сплетались в неистово мятущиеся клубки. Дергались. Разрывали и себя, и других в стремлении освободиться. А их рваные останки добирались до столбов, ползли наверх, падали, опять ползли… Они были невыносимо интенсивного зеленого цвета, какого я никогда на Земле не видел, и до смерти изголодались по свету.
— Их импульсивность поощряется вакуумным облегчением, а мы ее собираем, — как-то победоносно сообщил мне Чикс, и я лишь сейчас заметил, что испарения над бассейном стелются только в одном направлении, вероятно, увлеченные вместе с «импульсивностью» водорослей каким-то энергетическом потоком. — Будем вкладывать ее в свое телесное равновесие, и она уменьшит нашу излишнюю устойчивость.
