— Но если действительно случится что-то подобное, то ведь это в конечном счете может отразиться и на нас. Или тебе все равно, что будет после упомянутых двух веков?
— Не имеет значения, безразлично мне или нет. И вообще, неужели ты воображаешь, что твои… гм… весьма сомнительные факты дают нам какие-то новые шансы?
— Наоборот. Шанс у нас только один — исправить ошибки…
— Ошибки юсов? Чтобы мы их исправляли?
— Да. Мы, все мы, хотя за эти ошибки ответственность несете только вы — Зунг и его присные. Вы сразу, когда юсы только появились, создали вокруг них атмосферу фальши и угодничества. Показали им наши жалкие, уязвимые стороны…
— А вот ты хочешь показать им другую, великую и неуязвимую, — с сарказмом вставил Рендел.
— Именно так! Я и еще многие, подобные мне. Мы им покажем, что в этот раз они играют с настоящим огнем. Который действительно может их переделать. Единственно их! Потому, что их полипланетарная система, звездолеты и всякие разные конструкции еще не гарантируют духовного превосходства.
— Духовного — нет. Но чтобы стереть нас с лица Земли, они вполне годятся. Особенно, если мы начнем исправлять разные «ошибки».
— Слушай, Рендел, — продолжил я спокойно, — глядя на тебя, скажу, что тоже гожусь, чтобы вот этими кулаками стереть тебя с лица земли. Однако же не делаю этого, а пытаюсь убедить тебя, заставить понять некоторые элементарные вещи. Как ты думаешь, почему я так поступаю?
Еще в самом начале моей реплики он автоматически хотел было схватиться за флексор, но сейчас вдруг весь покраснел — от гнева, от обиды, от стыда? Кто знает? Я продолжал:
— Вижу, что ты опять не понимаешь. А ответ мой будет так же прост: стерев тебя, я признаю полное свое интеллектуальное бессилие перед тобой. Стану пораженцем в собственных глазах. И кроме того, пока ты существуешь, существует и у меня хоть маленькая надежда, что рано или поздно я сумею разобраться даже и с тобой. И никто — ни человек, ни юс не столь безумен, чтобы самому лишать себя надежды, сколь бы малой она не была.
Я вышел из джипа, и прежде чем уйти, встретился взглядом с Ренделом. Как обычно, он был полон ненависти, но в нем будто бы виднелось некое колебание. Или начало колебания…
Я сделал два-три шага. Потом остановился — меня обожгла неприятная мысль, что логика все-таки изменила мне и сегодня. Я вновь повернулся к Ренделу.
— Как раз перед вылетом с Земли я разговаривал с Зун-гом, — сказал я, — и он вроде бы все еще не знал, кто и по какой причине убил Фаулера и Штейна. Кажется, он даже не был уверен, идет ли речь об убийстве или о несчастном случае, связанном с самой планетой.
— Он и теперь едва ли уверен, — ответил Рендел. — Со дня убийства Ларсен сам составляет все наши заявки на Землю, а у меня нет другой возможности послать информацию.
— Но как видно, это тебя нисколько не тревожит, — мрачно заметил я. Но не считаешь ли ты, что неведение человека в такой решающий момент, как сейчас, может оказаться очень опасным?
— Будь спокоен, комиссар, — с вопиющим притворством улыбнулся мне Рендел, — скоро он узнает все. И об исследованиях Штейна, и о твоих «фактах». И скоро прибудет сюда. И то по просьбе юсов. Да-да, Симов! Они его попросят, и очень скоро. Так что не беспокойся и о моей «телеграмме». Ты сможешь лично ему ее вручить, вместе с переводом, конечно.
И неожиданно резко нажав на педаль газа, Рендел направил джип обратно к биосектору.
Вернувшись в «Хижину», я предпринял — в который раз уже сегодня — попытку связаться с Вернье. Прятался ли он от меня? Или работал? И что он делал в этом загадочном бункере? Но делать нечего, пришлось самому заняться его поисками. Но прежде, чем приземлить рейдер около координационного узла, я решил еще раз с высоты осмотреть Дефрактор. Действительно, в его внешнем виде было что-то подозрительное. Нельзя было найти рационального объяснения шести бронированным контейнерам, связанным с N-ускорителем посредством плазмопро-водной трубы. Было бы значительно более экономно, да и более удобно, если бы вместо них использовался один общий резервуар.
Подключенных к блоку основного коллектора инверсоров вроде было больше, чем необходимо. Базовая энергетическая станция по непонятным соображениям была окружена двойной силовой стеной. А в герметической конструкции на крыше технологического зала даже предохранительные вентили бросались в глаза своими аварийными дубликатами.
И все же самое большое недоумение вызывала кольцевая антисейсмическая система — я не мог понять, зачем израсходовано столько материалов и труда для постройки ее высоких почти десятиметровых башен, учитывая, что почти все ее сооружения, естественно находятся под землей.
Остановив рейдер перед самой близкой из этих башен, я вошел в нее. Наверх в ней вела узкая винтовая лестница с железными перилами, какие сегодня можно встретить только на самых старых морских маяках. Она доходила до небольшой кабины, где, как я предположил, должна была бы быть какая-то аппаратура, так как нигде вокруг ничего подобного не было видно, но я, конечно, не поднялся проверить, так ли это. Меня интересовало, что в шахте под башней — ведь именно там должны были быть сейсмические девиаторы. Я спустился вниз на очень примитивном грузовом лифте и сейчас же наткнулся на них… Только они вообще не были смонтированы! Лежали в металлических ящиках, как были присланы с Земли, и никто не потрудился даже сорвать с них многочисленные пломбы и печати.
Без лишней суеты я вернулся наверх. И только собрался направиться к выходу из башни, как услышал чьи-то торопливые шаги. Я подошел к лестнице, как будто только что спустился по ней. В следующий момент в помещение вошел Вернье.
— А, Симов! — воскликнул он. — Ищешь что-нибудь?
Он старался перевести дыхание, чтобы не чувствовалось, что он сюда бежал.
— Искал тебя, — ответил я, — но по пути зашел рассмотреть эту башню.
— А я случайно видел, что ты приземляешься здесь и… Знаешь, как встревожился!
— Но почему? — притворно удивился я. — Ведь пробные испытания начнутся завтра.
— Завтра, завтра, — пробурчал недовольно Вернье, — ну а если бы решили провести какие-то последние предпусковые проверки?
— Сказать по правде, мысль о последних предпусковых проверках антисейсмической системы мне и в голову не пришла. Я даже и не предполагал, что они вообще возможны.
Вернье понял, что он переоценил мое невежество, и сделал попытку внести коррективы.
— Дело не в системе, Симов, а в принципе… Существуют правила безопасности и их нужно соблюдать.
— Извини меня, Вернье, — сказал я, и он тотчас великодушно махнул рукой.
Мы вышли на улицу.
— На меня произвело впечатление, что сегодня почти все роботы заняты у вас на работах здесь, — подкинул я ему.
— Да по-другому нельзя. Последняя финишная прямая, так сказать.
