— Что могу сказать? Ты очень задорно раскидывала вещи по комнате.
— Мы что-то делали?
— Мы спали. Ты, кстати, храпела. — Он уже открыто надо мной потешался.
— Хорошо, господин преподаватель традиций Абриса, позволь спросить по-другому… Вчера, в тот момент когда я захрапела… к-хм… я все еще была девственницей?
В лице Оливера появилась очень странное выражение, даже не знаю, что именно, удивление или мужское любопытство. Он кашлянул, почесал бровь и, безуспешно пряча ироничную улыбку, произнес:
— Думаю, тебе лучше знать, потому что лично я спал здесь. — Он, конечно же, кивнул на проклятую козетку и добавил, открыто намекая, какие лишения по моей милости пережил:
— Всю ночь сидя.
Наши взгляды встретились. К счастью, ему хватило такта не засмеяться в голос, но даже от его ухмылки хотелось удавиться. Светлые духи, почему вы не проявили милосердие и не заставили меня проглотить язык прежде, чем я принялась размахивать девственностью, как кипенно-белым знаменем?
— Что-то есть ужасно захотелось! — соврала я и кинулась к столу. — Давайте, уважаемый соседушка, скорее испробуем волшебную кашу от похмелья, а то я умру прежде, чем чего-нибудь съем.
Стараясь не смотреть на насмешника, уселась на скрипнувший стул.
— Можно мне компанию не составлять, — легкомысленно махнула я ложкой. — Вы, наверное, на первую лекцию рискуете опоздать?
— У меня сегодня занятия в обед, — объявил он, усаживаясь рядом.
— Проклятье, — пробормотала я едва слышно.
Горячая густая каша исходила ароматным дымком. Белую глянцевую поверхность украшали полоски разноцветного молотого перца, красные, черные и желтоватые. Хотелось верить, что Оливер готовил лучше своего деда.
Едва я зачерпнула клейкую массу ложкой, как Вудс вымолвил:
— Насчет вчерашнего…
— Тот детский чмок даже поцелуем нельзя назвать! — перебивая его, рявкнула я. Мужчина выглядел ошеломленным, но вдруг удивление уступило место широкой ленивой улыбке, медленно расцветшей на лице.
— Значит, кое-что тебе все-таки вспомнить удалось? — Он откинулся на спинку стула, сложил руки на груди, приобретя до раздражения вальяжную позу. — Вообще, я не настолько жесток, чтобы добивать человека, умирающего от похмелья, но раз уж ты сама затронула эту тему…
И тут, не давая ему проложить измывательство, на улице заорали дурным голосом:
— Лерой, ты дома? Тихоня Лерой!!
На вопросительный взгляд соседа, я покачала головой, мол, в пьянке, может, и замечена, но собутыльников ранним утречком точно не ждала. С высоты второго этажа было видно, что у крыльца крутился парень. Стараясь разобраться, не ошибся ли адресом и не пытался ли в ранний час разбудить какое-нибудь добропорядочное семейство, он задрал голову и оглядел обшитый рейками фасад старого дома.
Сердце тревожно заныло, голове затрещало еще сильнее. Пусть его лицо было разбито, губы, скула, заплыл глаз, но я мгновенно узнала одного из скользящих, сидевших в прошлый раз в университетской едальне. Явно доведенный до отчаянья парень крикнул:
— Здесь живет Валерия Уварова?
В соседском саду истошно залаяла собака.
— Ты его знаешь? — оказалось, что Оливер стоял у меня за спиной и смотрел в окно.
— Что-то случилось с моей подругой, — чувствуя, как из-под ног уходит пол, я бросилась к двери.
Утро оказалось холодным и влажным. Не замечая, что выскочила из дома Оливера босая, я быстро спустилась по лестнице. Парень забрался на выступ в стене и, прикладывая ладони домиком, пытался через кухонное окно разглядеть обитаем ли первый этаж.
— Что случилось с Кристиной? — громко спросила я, останавливаясь на углу дома.
Ранний гость оглянулся. Его одежда была такой грязной, точно ночь он провел на свалке.
— Ты тихоня Лерой?
Скользящий спрыгнул на землю и отряхнул руки.
— Что с Крис? — начала я психовать, понимая, что просто не в состоянии переживать еще и долгие объяснения.
— Ночью была новая облава. Святошу поймали. Она просила, чтобы я нашел тебя. Сказала, ты сможешь ее вытащить.
— Она в городском участке? — меня разрывало между желанием впасть в истерику и злостью на Крис.
— Нет, в участке за городской стеной.
— Она скользила сегодня? — резко спросила я, мгновенно пытаясь прикинуть, насколько у Крис плохи дела.
— Ее поймали, когда она с остальными пыталась сбежать из молельной.
— Ты сказал молельня? — ужаснулась я, чувствуя, что голова готова лопнуть, как переспелый арбуз. — Да, она с ума сошла!
Как дочь молельщика позволила себе осквернить святилище вместе с остальными вандалами? На мой взгляд, это было сродни тому, как плюнуть в лицо собственному отцу точно под Древом Судьбы.
— Что случилось? — раздался за спиной спокойный голос Оливера.
— Господин Вудс? — удивился парень, узнавая преподавателя, и для чего-то спросил очевидную вещь, ткнув пальцем в сторону мансарды:
— Вы здесь живете?
— На первом этаже, — не моргнув глазом, соврал сосед и поставил мне под ноги мужские домашние туфли. — Обуй, а то простудишься.
Ноги утонули в его обуви.
— Я должна ехать за Крис, — заявила я и, нещадно загребая туфлями, направилась к веранде, даже не понимая, насколько противоречу сказанной Оливером лжи.
— Мне поехать с тобой? — предложил он.
— Не хочу вас обидеть, господин преподаватель, но моей подруге сейчас нужен хороший судебный заступник, а не учитель по традициям Абриса, — отозвалась я.
Парень следил за нами с открытым ртом.
— Господин Вудс, а разве вы не сказали, что живете на первом этаже? — уточнил он, указав в меня пальцем.
— Ты ослышался, — холодно отозвался Оливер, и от его тон заставил адепта не только отказаться от любых расспросов, но даже вытянуться в струнку.
Несмотря на ранний час, Тина застать в особняке Озеровых мне не удалось. Лакей, открывший дверь, объявил, что «молодой господин уже уехали», пришлось прыгать в кэб и нестись в центр города в контору Озеровых. И он заставил меня промаяться в помпезной приемной два часа. Сидя на краешке велюрового дивана, я не сводила глаз с высоких напольных часов с золотым ободом на циферблате, нервно стучала ногой по дубовому наборному паркету и постоянно ловила сочувственные взгляды секретаря. В отличие от меня, он не понимал, почему лучшая подружка Озерова младшего попалась в немилость.
Наконец, когда я действительно собиралась вломиться в кабинет, тяжелые двустворчатые двери отворились. Валентин вышел, надевая на ходу пиджак. За ним следом выкатились испуганные, бледные, как призраки советники. Видать, тоже попали под горячую руку. По утрам дурным настроением он мог помериться с мифической горгульей, и не факт, что последняя оказалась бы более злобной.
