Будь здесь старшина Ведерников, он сразу бы догадался, что гость, заявившийся на пост номер три, не кто иной, как тот приблудный песец, которого подкармливает Матвеев. Но Ведерников нёс службу в пределах зоны.
Первой на появление неизвестного зверя отреагировала охрана. Офицер из группы сопровождения, видимо главный в группе, отщёлкнул в сторону папиросу и вырвал из кобуры ТТ. Мелко прогремел выстрел, но пуля пощадила зверька. Он метнулся в ноги к капитану Медведеву и ткнулся носом в его сапог. Капитан отпрянул назад, оступился и завалился на спину. Снова прозвучал выстрел, и в кустах, куда угодила пуля, послышался звон стекла. Все с испугом посмотрели туда, а стрелявший офицер выматерился и кинулся к лежащему капитану.
Ни жив ни мёртв, Медведев поднялся и набросился на командира охраны:
– Ты что же это, дура, делаешь?! А если бы ты в меня попал?! Под трибунал, к чёртовой матери! Совсем голову отключили!
– Виноват, товарищ капитан. – Провинившийся вытянулся по струнке. – Я же это… среагировал по уставу.
– По уставу? По какому уставу? Где это в уставе написано, что можно стрелять по командиру? Или это чужой устав? Устав немецко-фашистских войск?
– Виноват, товарищ капитан. – Офицер стал бледен, как перед смертью. – Я подумал, а если он вас поранит? Вдруг его укус ядовитый? Ну и выстрелил, чтобы предотвратить.
Тимофей Васильевич Дымобыков смотрел на происходящее с хитрецой.
– Хорош стрелок, молодец, – похвалил он офицера перед Медведевым. – Ему б в снайперы, на фронте цены бы такому не было. Сколько фрицев бы положил. У вас, товарищ капитан, все такие?
Песец давно уже убежал, устрашённый смилостивившимися пулями, но неостывший капитан МГБ ещё шарил взглядом по тундре, не выскочит ли откуда-нибудь другой. На двусмысленные слова Дымобыкова Медведев ничего не ответил, будто бы этих слов не было. Он дал отмашку своему офицеру, чтобы тот не торчал столбом, и опять уставился на пулевые червоточины в стволе дерева.
– Вы к солнышку спиной повернитесь, – посоветовал Медведеву Дымобыков. – У вас вся спина мокрая. – И, выдержав ехидную паузу, подлил говнеца: – И штаны.
«Ну, язва. – Телячелов оценил укол. – Вот уж точно Медведев ему припомнит».
– Не беспокойтесь, товарищ генерал-лейтенант, – сухо ответил представитель госбезопасности, – есть дела более важные, чем штаны. Вот вы сказали «каракули». А эти, между прочим, каракули – прямой вызов советской власти. На тамге изображение комара, это специалисты определили. Комар – тотемное насекомое югорского рода… – Он замешкался, вспоминая, не вспомнил, открыл планшет и прочитал по написанному: – Ненянг. – Поднял голову и обратился к Телячелову: – Правильно, товарищ полковник?
– Ненецкого, не югорского, – поправил его Телячелов.
– Я военный, а не этнограф, я их не отличаю.
Дымобыков покачал головой: «Ну Телячелов, ну прохвост. И тут уже без мыла пролез».
Представитель НКГБ Кривошеин, всё это время терпеливо помалкивавший, будто не было ни песца, ни выстрелов, ни досадного падения капитана, спросил задумчиво, как бы у самого себя:
– А ефрейтор, который нёс здесь дежурство, он что говорит?
– Что говорит? Ничего он не говорит, – ответил ему Медведев, видимо более информированный. – Мы его допросили, говорит, ничего не видел.
– Может, это он сам и стрелял?
– Как же, «сам». Может, тогда он сам и комара на стволе вырезал? Нет, Николай Иванович, пули не из его карабина, экспертиза установила. Вот товарищ генерал-лейтенант тоже вам подтвердит, так, Тимофей Васильевич? – перевёл он стрелку на Дымобыкова. – Вы как командир вверенной вам дивизии что по этому поводу думаете?
Или показалось Телячелову, или заезжий капитан МГБ действительно выделил в своей фразе мифическое слово «дивизия», но замполит внутренне усмехнулся. Всё, что происходило у него на глазах, откровенно играло ему на пользу. Трещина в отношениях между государственными людьми представлялась Телячелову очевидной. Замполит предчувствовал вкус победы.
«Дивизии он, видишь ли, командир! – вторил он иронии капитана, услышанной, а может, самим же Телячеловым и придуманной в угоду своей гордыне. – Велика дивизия – едва на полполка наберётся. Уговорил в наркомате кого-то из собутыльников, ему и сделали эту липовую дивизию. С его-то связями!»
А Тимофей Васильевич Дымобыков думал не о туземных происках – думал он о разбитом зеркале, в которое угодила пуля предупредительного дурака из охраны.
– Послушайте, – сказал он, отдумав, – из-за этой вашей… таньги? тамги?.. вы мне зеркало казённое кокнули. Пост без зеркала что тачанка без пулемёта. Вы видали тачанку без пулемёта?
– При чём тут зеркало? – не понял его Медведев. – И тачанка эта ваша при чём?
– Как это тачанка при чём? – теперь не понял Медведева Дымобыков и смерил его пристальным взглядом, словно снимал с него размеры будущей арестантской робы. – А возьмём двадцать первый год, мы с Окой Городовиковым доблестно рубаем махновцев и однажды, значит, смотрим, тачанка, та, что мы в кровавом бою у бандитской сволочи реквизировали, стоит одна в овраге без пулемёта. То есть вечером пулемёт был, а к утру́ пулемёт тю-тю.
«Началось, – подумал Телячелов. – На любимую кобылицу сел».
– Караульных мы, понятно, того, – увлечённо рассказывал комдивизии, – не хер спать, когда стоишь в карауле…
– Стойте-стойте, – капитан Кривошеин оборвал его торопливым жестом, – этот, как его… Комаров? Макаров?.. Ну, ефрейтор, в карауле который, может, тоже отлучился, уснул, а тем временем пулемёт и… – Он осёкся под холодным огнём из глазных амбразур комдива – тот был зол, что его прервали.
Медведев спешно, пока комдивизии не продолжил мемуар про тачанку, переключил своё внимание на Кривошеина.
– Вашу версию с ефрейтором мы проверим. Отлучился, уснул, ага. Ну а если и того хуже? Мало ли что в нарушениях не замечен… – Капитан многозначительно хмыкнул. – И туземца здесь тем более видели, а ваш ефрейтор, видите ли, не видел. – Слово «ваш», брошенное Медведевым, адресовано было понято кому.
– Туземца? – переспросил комдив, и боевые стрелы его усов угрожающе нацелились на Телячелова. Опять тот, стерва, не поставил его в известность. – Какого ещё туземца?
– Старшина Ведерников мне докладывал…
– Старшина Ведерников, говоришь? Так вот пусть старшина Ведерников пойдёт туда, хер знает куда, и приведёт ко мне этого туземца живым или мёртвым. А то мы – марксизм-ленинизм, а они у себя, вашу мать, шаманизм-оленизм разводят?
Телячелов на мысленных счётах отщёлкнул очередную костяшку («Так-так, марксизм-ленинизм разводим. Как кроликов, что ли?») и внимательно посмотрел на лица представителей органов безопасности – заметили они или нет эту явную языковую диверсию. Те вроде бы не заметили, во всяком случае не подали виду.
– Что за народ поганый, – недовольно продолжал Дымобыков, – мы включили их в большой план по переделке человека из мелкого собственника в хозяина земли, а они приросли жопой к куче оленьего говна и из неё не вылазят. Это не я, это Владимир Ильич Ленин сказал, – на всякий случай уточнил комдивизии.
