– Это да, комариного человека в тундре найти непросто, он как хамелеон-зверь, по какому месту идёт, такого цвета бывает, – отвечали ему в два голоса добрые старички-приятели, – но ты же друг, а не помочь другу – это как помогать врагу. Ой, обидели тебя, – говорили ему приятели, подливая и подливая зелье из старой солдатской каски, – ой, сильно обидел тебя негодяй начальник, убить тебя хочет, трибунал-расстрел тебе хочет. Ты наш друг, мы тебе Ванюту найдём, хочешь – его убей, хочешь – вези к начальнику, мы поможем, мы своим помогаем. А то хочешь, мы сами его убьём?
Потчевавший старшину старичок прислушался к поющей дощечке и сказал, опустив веки:
– Слышу, добрый ветер мне говорит: убьёшь ты комариного человека, привезёшь ты его к начальнику – злой начальник тебя всё равно обманет. Он твоей смерти хочет. Надо смерть опередить, обогнать её, убить её, твою смерть. Мы друзья твои, мы тебе поможем. Вот скажи мне, я давно думаю. В Салехарде на стадионе гоняют мячик… как это по-русски, футбол? Мячик бьют, пинают его ногой – ты скажи, мячику больно? Он живой? Мёртвый? Что у него внутри? Он как голова, круглый. Может, он и есть голова, только спрятанная в мешок из кожи? Мёртвая голова, живая. Лучше мёртвая, ей не больно…
На дне каски жидкости почти не осталось, только ржавая, нечистая муть, Собакарь спрятал свой инструмент, выпил одним махом остатки, и все трое зашагали на островок из повёрнутых к востоку деревьев. Выбрали поляну поглаже, Темняк обошёл её всю, развернул черепа оленей, насаженные на покосившиеся шесты – останки капища самоедского. Теперь они смотрели на запад и не мешали его важным приготовлениям. Темняк глянул на безусого старшину, на его голую, обритую голову, потом – безнадёжно – на лишаи, обложившие череп Собакаря, и обречённо провёл ладонью по своей прореженной бороде.
Морщась и покрякивая от боли, он вырывал из подбородка по волосу и выкладывал из них неширокий круг – на широкий не хватило бы материала. Закончив с этим, он отыскал камень, круглый, как костяной шар, установил его в центре круга и сверху положил на него гладкий кусок железа, обточенный морем или рекой. После этого стал ходить кругами, легонько притопывая подошвами и в такт им прихлопывая сухими ладонями. Так учил его дальний родственник, великий шаман Байыр, пришедший когда-то в тундру с берега реки Чадаан и побеждённый Ябтиком Пэдарангасавой в шаманской битве. Ябтик – родич Ванойты, и теперь настала пора расквитаться за поражение. Он, Темняк, это сделает.
Ровно на девятом круге кусок железа свалился с камня и чуть откатился в сторону, не пересекая волосяной границы.
– Там он, туда нам, – лбом указал Темняк в направлении, куда откатился кусок железа. – Едем, нарты у тебя быстрые, как стальная птица. Как они, по-вашему, называются, по-русски? «Мессершмитт», «юнкерс»?
Юноко, олень-двухлетка, слизывал влагу с мелких листьев стелющейся по почве ивы и карим глазом поглядывал на хозяина. Нарты с походным скарбом – лёгкий чум, покрытый одним поднючьем, старый, ещё отцовский, американский охотничий «ремингтон» да кое-что из малых вещей, необходимых в кочевой жизни, – Ванюта спрятал в кустах на безымянном ручье – для чего, Юноко не понимал, но раз хозяин так сделал, значит знал для чего.
Ванюта сидел на корточках, нюхал ветер, его оттенки, улыбался, когда ветер был сладок, хмурился, когда тот был с горечью – не привычной тундреной горечью, которая исходит от трав и добавляет воздуху остроты, а той, что идёт от горя или от злого замысла. Он ждал.
Скоро появились они. В светлом мареве, наполнявшем тундру, их торчащие поверх нарт головы походили на головы людоедов парнэ из маминых сказок, которые она рассказывала Ванюте долгими и вьюжными зимами. Матово отсвечивал корпус железных нарт, переднее стекло было мутным, словно на него надышали. Собачьи морды с оскаленными клыками смотрели настороженно и недобро.
Аэронарты сбавили бег, хорей направил собак к Ванюте.
– Йе-хе-хе, – хехекали в траве куропатки и, смеясь, разлетались в стороны. Они чувствовали, кто здесь побежденный, кто победитель.
Ванюта встал.
Аэронарты остановились в трёх-четырёх хореях от них с Юнако. Темняк сполз по гладкому боку аэронарт на землю.
– Куда идёшь, Ванойта, ступающий по корням? – спросил Темняк, пританцовывая на влажном мху.
– Куда иду, в землю Царя-Ветра иду, – ответил ему Ванюта, вспомнив рассказ отца о мёртвой старухе Пухутякои и отцовские слова об обмане, который грехом не считается, если обманываешь смерть.
– Знаешь, где лежит земля Царя-Ветра? – Темнолицый покачал головой.
– Знаю, не знаю, иду, и всё.
– Думаешь, до земли Царя-Ветра легко добраться?
– Иду всё же.
– Как собираешься жить дальше?
– Не знаю.
– Как же ты не знаешь? Я думал, ты умный, у твоей мысли путь есть. – Темняк вёл пустой разговор, а сам, шажок за шажком, уверенно приближался к Ванюте.
– Хороший олень у тебя, красивый, – говорил он с притворной лаской, – сладкий, я бы такого съел. Отдай мне его, Ванойта, зачем тебе твой олешек? В земле Царя-Ветра – ты же туда идёшь? – он тебе уже не понадобится. Отдай. Я оленьи глаза люблю. Вынул бы ножом левый, положил в рот, покатал языком, как шарик, потом сдавил бы языком и зубами… – Лицо его расплылось в улыбке, из углов беззубого рта закапала жиденькая слюна. – Потом правый, ах хорошо! Печёнки бы поел тёплой, крови бы попил, кости бы его расколол, мозг бы из костей высосал… Ванойта, отдай олешка, ты всё равно умрёшь, он тебе уже не понадобится.
Темняк остановился в нескольких шагах от Ванюты. Лицо его, и без того тёмное, потемнело ещё сильней.
– Знаешь, для чего я пришёл к тебе? Помнишь, Ябтик, твой родич, победил Байыра, моего родича? Теперь, комариный человек, мой род должен победить твой. Это будет справедливо, ведь так? Скажи, ты готов сразиться?
Ванюта сказал:
– Готов.
– Честный человек, уважаю. – Темняк обернулся к аэронартам и крикнул: – Эй, Собакарь, иди сюда, сыграй нам, пока мы будем сражаться. «Помирать, так с музыкой» – так русские говорят? А ты, военный человек, – обратился он к старшине Ведерникову, – сиди сторожи железную птицу.
Собакарь вывалился из кабины на землю, вынул свою дощечку и дёрганой, прыгающей походкой поковылял к ним.
С полчаса уже как, сцепившись, они катались в траве и мху, кулаки и лица были у обоих в крови, руки тянулись к шее то Ванюты, то Темняка, но победа не давалась ни одному. Собакарь играл на своей дощечке унылую песню ветра, но на Ванюту, комариного человека, голос ветра не действовал. Он сражался с темнолицым противником, зная, чем закончится бой. И, сражаясь, он думал не о сражении. Ванюта думал о светлом дереве, яля пя, которому он должен помочь, чтобы не умирали люди, чтобы не болели олени, чтобы в тундре наступил мир. Он обманет этих обманщиков, ведь обманщиков обманывать не грешно.
Ванюта сделал вид, что отвлёкся, скосив глаза на дощечку Собакаря, и сразу же крепколобый Темняк ударил лбом ему в зубы. Ванюта вскрикнул, оттолкнул Темняка, вскочил на ноги, закрутился на месте и стал гладить ладонью челюсть, будто успокаивал боль. Потом отнял ладонь от лица и выплюнул на ладонь зуб.