Но примерно двенадцать тысячелетий назад с востока пришли Первые Люди — вдоль Перебитой Руки Дорна, прежде чем она сломалась, — верхом на конях, с бронзовыми мечами в руках и огромными кожаными щитами. По эту сторону Узкого моря еще не знали лошадей, и Дети Леса, конечно, боялись их, ну а Первые Люди боялись ликов на деревьях. Срубая деревья для острогов и ферм на будущих полях, Первые Люди стесывали лица и предавали их огню. В ужасе Дети Леса начали войну. Старые песни уверяют, что Видящие Сквозь Зелень прибегли к черным чарам, дабы море восстало и унесло землю, они раздробили Руку, но было уже поздно закрывать дверь. Война продолжалась, наконец вся земля пропиталась кровью людей и Детей Леса, однако их погибло больше, потому что люди были сильнее, а дерево, камень и обсидиан не могли противостоять бронзе. Наконец обе расы послушались своих мудрецов и договорились. Вожди и герои Первых Людей встретились с Видящими Сквозь Зелень и плясунами леса в рощах чардрева, на маленьком острове, что лежит посреди огромного озера, именуемого Глазом Богов.
Там они заключили договор. К Первым Людям отошли берега, высокие равнины и чистые луга, холмы и горы. Только густой лес навсегда оставался собственностью детей, и нельзя было отныне предать топору ни одного чардрева во всей стране. Чтобы боги были свидетелями заключения договора, каждое дерево на острове наделили лицом, а после учредили священный орден Зеленых людей, обязанных приглядывать за островом Ликов.
Мир этот создал основу четырех тысячелетней дружбы между людьми и Детьми Леса. Шло время, и Первые Люди даже отреклись от богов, которых привезли с собой, и поклонились тайным божествам леса. Заключение договора положило конец эпохе Зари, и начался век героев.
Кулак Брана свернулся вокруг блестящего черного наконечника.
— Но ты говоришь, что все Дети Леса исчезли.
— Да, они исчезли, но только здесь, — ответила Оша, откусывая конец последнего бинта зубами. — К северу от Стены все обстоит иначе. Туда ушли Дети Леса, гиганты и прочие древние расы.
Мейстер Лювин вздохнул:
— Женщина, помни, что ты сейчас должна была лежать в земле или томиться в цепях. Старки проявили к тебе не заслуженную тобой доброту. И нехорошо платить им, забивая головы ребят чепухой.
— Но тогда ты скажи мне, куда они ушли, — попросил Бран. — Я хочу знать.
— И я тоже, — присоединился Рикон.
— Слушайте тогда, — продолжил Лювин. — Мир этот соблюдался, пока стояли королевства Первых Людей, и весь век героев, и Долгую Ночь, и в пору рождения Семи Королевств, но через много столетий новые люди пришли из-за моря.
Их возглавляли андалы, высокие светловолосые воины, пришедшие со сталью, огнем и семиконечной звездой новых богов, вытатуированной на груди. Война затянулась на века, однако в конце концов все шесть южных королевств пали перед завоевателями. Только здесь, где Короли Севера отбрасывали каждую армию, пытавшуюся пересечь Перешеек, сохранилось правление Первых Людей. Андалы жгли чардрева, срубали с них лики, убивали Детей Леса повсюду, где находили их, и шумно провозглашали победу Семерых над старыми богами. Поэтому Дети убежали на север…
Лето взвыл.
Мейстер Лювин вздрогнул и умолк. Вскочив на ноги, Лохматый присоединил свой голос к голосу Лето, и ужас наполнил сердце Брана.
— Он близко, — прошептал Бран с уверенностью отчаяния. Он знал это со вчерашней ночи, когда ворон водил его в крипту прощаться. Он знал, но не верил. Он хотел, чтобы прав оказался мейстер Лювин. Ворон, подумал он, трехглазый ворон…
Волки смолкли столь же внезапно. Лето отправился к Лохматому и лизнул окровавленную шкуру на шее брата. В окно влетела птица.
Ворон опустился на серый каменный подоконник, раскрыл клюв и каркнул хриплым горестным голосом.
Рикон зарыдал. Наконечники стрел один за одним попадали из его рук, звонко ударяясь о пол. Бран прижал к себе брата и обнял его.
Мейстер Лювин глядел на черную птицу, как на скорпиона, облаченного в перья. Он поднялся и медленной походкой лунатика направился к окну. Потом мейстер свистнул, и ворон перескочил на его перевязанную руку. На крыльях его запеклась кровь.
— Сова, — пробормотал Лювин, снимая письмо с ноги, — а может, и ястреб. Бедняга, удивительно, как это он долетел.
Бран обнаружил, что, пока мейстер разворачивал листок, его била крупная дрожь.
— Что там? — спросил он, прижимая к себе брата.
— Ты уже знаешь, что там написано, мальчик, — сказала Оша, не без сочувствия в голосе. И опустила ладонь на его голову.
Мейстер Лювин, невысокий седеющий человечек, с обагренным кровью рукавом серого шерстяного одеяния, не веря, глядел на них… В его ясных серых глазах блеснули слезы.
— Милорды, — обратился он к обоим сыновьям лорда Эддарда голосом хриплым и надломленным. — Нам необходимо найти каменотеса, который хорошо знал вашего отца…
САНСА
В верхнем помещении башни, в самом сердце крепости Мейегора, Санса провалилась во тьму. Она задвинула занавески вокруг постели; засыпала, просыпалась рыдая, засыпала снова. А когда не могла спать, просто лежала под одеялом, сотрясаясь от горя. Слуги приходили и уходили, приносили еду, но она не могла даже видеть ее. Блюда ставили на стол под окно; там еда только кисла, потом слуги забирали ее.
Иногда ее одолевал свинцовый, лишенный видений сон, тогда просыпалась она еще более усталой. И все же это было лучше, чем видеть во сне отца. Бодрствующая или сонная, она видела его; видела, как золотые плащи бросают его на мрамор, видела сира Илина, извлекающего меч из-за плеча, видела тот момент… момент, когда… она хотела отвернуться, хотела! Только ноги вдруг подвели ее, она упала на колени, но почему-то не отвернула головы. Все кричали и визжали вокруг, принц улыбался ей, улыбался! И она почувствовала себя в безопасности, но только на мгновение, пока он не сказал эти слова, и ноги ее отца… это она помнила, его ноги, как они дернулись, когда сир Илин… когда меч…
Быть может я тоже скоро умру, сказала себе Санса, и мысль эта не показалась ей столь уж ужасной. Если она выбросится из окна, то все страдания окончатся, ну а потом певцы сложат песни о ее горе. Тело ее останется на камнях; разбитая и невинная, она посрамит всех, кто предал ее. Санса даже дошла до окна, открыла ставни, но тут отвага оставила ее, и, рыдая, она упала в постель.
Приносившие ей пищу служанки пытались завести с ней разговор, но она не отвечала. Однажды явился великий мейстер Пицель со своими бутылочками и флакончиками, чтобы спросить, не заболела ли она. Он потрогал ее лоб, заставил раздеться и осмотрел — всю, — пока служанка придерживала ее. А потом дал настой из трав на медовой воде и велел ей проглатывать по глотку каждый вечер. Она выпила сразу все и провалилась в сон.
Ей снились шаги на лестнице башни, зловещее скрежетание кожи о камень, кто-то крался к ее спальне, шаг за шагом. Она могла только сжаться в комок возле двери и замереть, но он подступал все ближе и ближе. Она знала: это сир Илин Пейн идет за ней со Льдом в руках, чтобы снять голову и с нее. Бежать было некуда, прятаться негде, дверь заложить нечем. Наконец шаги смолкли, и она поняла, что он остановился снаружи, разглядывая ее мертвыми глазами на длинном, покрытом рытвинами лице. Заметив свою наготу, она скрючилась, пытаясь прикрыть себя руками, но дверь заскрежетала, распахиваясь, пропуская острие великого меча.
