– Уши-уши, стали как груши… – мурлыкал Ярослав, направляясь к танку.
Шагал Ярослав расслабленной походочкой, но напрямик не ломился, я заметил, заходил с кормы, стараясь держаться деревьев, чтобы при любой опасности, пусть хоть самой малейшей, успеть среагировать.
Лютер двинулся к девчонке, я за ним.
Она так и сидела под елкой у камня. Лютер пощупал пульс, сначала у нее, потом у себя.
Ярослав заглянул под танк.
Я подошел к транспондеру, поднял.
– Ну что там? – спросил я. – Как этот бомбардир? Успокоился?
– Да, тут я… – отозвался Ярослав.
– Волоки его сюда, надо, пожалуй, поговорить.
Ярослав стоял, согнувшись, и смотрел под танк.
– Ярс! – позвал я. – Тащи сюда стрелка…
Он меня не услышал.
– Ярс!
Он вздрогнул, выпрямился и побрел прочь.
– Ярослав! – позвал я. – Да что с тобой?!
Ярослав очнулся, почесал голову, приблизился быстрыми шагами. Он взял меня за руку и отвел в сторону. Он тяжело дышал, глаза бегали, держал меня за запястье и не отпускал.
– Макс, вызывай спасателей! – крикнул сбоку Лютер. – Тут плохо все! Скорей!
– Отпусти, – сказал я Ярославу.
Он отпустил. Я достал транспондер, начал скручивать защитный клапан, пальцы скользили по барашку. Ярослав смотрел одурело в сторону.
– Там этот… – он кивнул в сторону танка. – Этот дурачок…
Я скрутил клапан.
– Этот дурачок застрелился, – сказал Ярослав.
– Как?
– Последним разрядом, – у Ярослава дернулась щека. – Приложил к подбородку…
Ярослав привалился к сосне. У Ярослава было неподвижное лицо. Он очень контролировал свое лицо.
– Ты что сказал… – я поглядел на танк, танк как танк, горелый танк. – Зачем?
– Застрелился, – повторил Ярослав шепотом. – Умер…
Умер. До послезавтра.
– Да вызывай ты спасателей! – заорал Лютер.
Я сдвинул переключатель, транспондер замигал красным. Сорок секунд. Время отклика спасателей по Северной Европе. Обычно быстрее.
– Он что, дурак? – спросил у меня Ярослав. – Он ненормальный, зачем он… Сходи сам посмотри, Макс, он себе в голову…
Тридцать семь. Я считал. Тридцать четыре. Обычно быстрее, дежурные ховеры висят на пятнадцати километрах над контрольными секторами.
– Ты вызвал спасателей?! – орал Лютер. – Ты вызвал?!
Двадцать девять. Не хочу я смотреть. Не хочу. Ноги трясутся. Двадцать.
Тучи. Туча натолкнулась на горб земли и расческой прошлась между соснами, забрав пыль, липкий серый прах, и втянулась в небо, оставив на секунду вакуум, в который мгновенно ворвались, влажный воздух и колючее электричество. Небо вдруг сделалось пронзительно, до рези в глазах синим, и синевой полыхнули воздух и капли росы.
Все в этом мире стало синим, и только ее глаза остались золотом. Ее лицо застыло и высохло, и только глаза остались золотом. Живые.
Над нами в зените с грохотом лопались пузыри гиперзвуковых финишей. Воздух дрогнул и мгновенно наполнился прозрачным водяным паром, воздух стал объемным и плотным, и следующим выдохом пар собрался в капли.
Ярослав тупо чесал лоб. Лютер кричал, но я не слышал, что он кричит.
С неба, хозяйски раздвигая сосны, опускались тяжелые оранжевые ховеры Службы Экстренного Спасения. Рявкала сирена.
Июнь продолжается, лето, в нашей части Галактики сумерки. Над лесом идет дождь.
