Дюшка мечтательно закрыл глаза. Не знал, что он еще и подводное хочет. Хотя я и сам бы не отказался, в Косой старице полно рыбы, но ее ни удочкой, ни сетью не достанешь. На что Дюшкин отец рыбак, да и тот не суется.
– Я к тому, что ты можешь выпиливать воздушку или подводное ружье, но все равно… – Дюшка замялся, не зная, как объяснить. – Ты будешь такой же, как какой-нибудь пацан во Владивостоке. А эти… Они другие. Я вот чувствую. Шпионы все другие…
– Эй, вы в будке? – послышался голос.
На краю крапивы показался Котов.
Мы не стали отвечать. А ну его. Побежал вчера к Похвалину, собака, мы с этой антенной возились почти неделю, а он к Похвалину. Хотя Котов такой, у него ничего заповедного.
Котов забрался в будку, и сразу стало тесно.
– Как «Всадник без головы»? – поинтересовался я. – Интересный?
– А, – отмахнулся Котов. – Через приставку плохо видно, все дергается… Ничего не разобрал.
– Ничего там не дергается, – с обидой сказал Дюшка. – Это ты так просто говоришь.
– Да нет, дергается. У меня аж голова разболелась.
Котов потрогал голову.
– А вы что, опять стреляли?
Мы не ответили. Сидели молчали.
– Чего делать сегодня будем? – спросил Котов.
Вроде как ничего не случилось. Хитрец Котов.
– Ничего, – ответил Дюшка. – Вот так сидеть и будем до вечера.
– Можно и посидеть, – Котов вытянул ноги. – Сегодня луна хорошая.
– Пластинки будем слушать.
Сказал Дюшка. Он вытащил из-за дивана футляр с проигрывателем, достал пластинки и запустил «Огниво». «Огниво» вот точно дергалось и шипело, глупая идея. Мы послушали минут пять, а потом Котов не выдержал.
– А давайте на подрывное сгоняем? – предложил Котов.
– Чего мы там забыли? – неприветливо спросил Дюшка.
И сделал погромче. Не звук, а шум.
– Вчера один пацан там снаряд нашел, – сообщил шепотом Кот.
Мы с Дюшкой посмеялись. Подрывное поле все вдоль и поперек выхожено, все, что можно найти, давно нашли. И осколки, и порох. Хотя пороха там всегда мало было, во время лесного пожара выгорел.
– А может, сразу атомную бомбу он там нашел? – усмехнулся Дюшка.
– Да нет, снаряд. От гаубицы. То есть не целиком снаряд, а половинка. Передняя часть оторвалась, а задняя, где капсюль, вся целая. И порох весь остался. Почти два килограмма!
Котов достал из кармана спичечный коробок, сдвинул крышку. Внутри лежали короткие желтые трубочки пороха.
Дюшка выключил «Огниво».
– Похвалин у этого пацана литровую банку выменял на батарейки.
Я представил, как Похвалин взрывается вместе со своим домом, это было красиво.
Дюшка выудил из коробка пороховую трубочку, понюхал, поковырял ногтем.
– Настоящий армейский, – заверил Котов. – Пироксилиновый. Смотрите.
Котов вытащил из кармана кусок фольги, обмотал пороховую трубку фольгой в три слоя, скатал между ладонями, придав форму ракеты. С тыльного конца спичкой дырку проковырял. Из коробка сделал стартовую установку, поджег порох. Ракета с визгом взлетела над крапивой, высоко так взлетела, и дым красивый, с завитушками. Понятно, армейский порох, из спичек ракету не сделать, пугач разве что.
– Хороший порох, – согласился Дюшка.
– А то! Этот пацан, что снаряд нашел, говорит, что надо не на самое подрывное ехать, а чуть дальше, за Сендегу. Там никто не ищет, а туда куча снарядов улетела.
Дюшка поглядел на меня.
– Ничего туда не улетело, – сказал я.
– Если пороха много найти, можно и шпалер сделать, – сказал задумчиво Котов.
– Можно без пальцев с вашим шпалером остаться, – заметил я. – И без глаза. Один такой…
– Знаем-знаем, – тут же перебил Котов. – Смирнов пилил патроны, и ему все оторвало. Ты еще про карбидную бомбу расскажи.
Я в стрелковую секцию собираюсь. И в картинговую. И то и другое дело серьезное. Поэтому я против всякой самодеятельности и дурацких развлечений. А про карбидную бомбу весь город знает, мужику, между прочим, руку оторвало, инвалидит сейчас сторожем, а был баянист. Но Дюшка, конечно, против шпалера устоять не мог.
– Смирнов неправильно сделал, – сказал Дюшка. – Взял трубку от кровати и пороха много насыпал – у него не шпалер получился, а фугас.
Дюшке хочется иметь пистолет. Не пневматический, настоящий. Если не пистолет, так хотя бы самострел. Шпалер. Он бы тоже в стрелковую секцию записался, но его не возьмут с такой рассредоточенностью. Его на фехтование и то не взяли, хотя он три раза пробовал, после этого провала он как раз ножиками и стал увлекаться. Отец ему воздушку списанную добыл, но кроме нее, Дюшке ничего стрелкового не видать.
– Этот пацан говорит, что видел там осколки от гранаты, – вспомнил Котов. – От лимонки.
Граната стала последней каплей, Дюшка сказал:
– Давайте и в самом деле завтра на подрывное съездим, а?
Мы согласно промолчали.
Котову, кажется, тоже хотелось гранату.
– Можно и съездить, – сказал он. – Погоду обещали хорошую. Только втроем, Похвалина не берем, он трепло.
Против того, чтобы не брать Похвалина, возражений не нашлось. В конце концов согласился и я, мне порох даром не нужен, граната тем более, но не дома же сидеть? Могут ведь и работать заставить, а в июне работать обидно, в июне хочется надеяться на лучшее.
– Вот и хорошо, – Котов полез из будки. – Завтра в семь заезжайте тогда, буду ждать.
Котов спрыгнул со стены, чуть-чуть скатился в крапиву, ойкнул.
– У моего деда в подвале старинное ружье валяется, – сообщил Дюшка. – Механизм сгнил. А ствол ничего, можно распилить на три части – три шпалера получатся легко.
– А как же сегодняшние шпионы? – спросил я. – Кондратьеву-то побежишь рассказывать?
– Да, шпионы… Слушай, Вадь, у тебя вторых сапог не найдется? А то там у речки змеи могут водиться, не хочется босиком лезть…
Про странную парочку Дюшка позабыл, сосредоточился на завтрашнем походе, вытянул из-под дивана клееные-переклееные бродни и прикидывал, сгодятся ли они для форсирования Сендеги.
– Так как все-таки шпионы? – повторил я.
– Да шут с ними, – отмахнулся Дюшка. – Туристы они туристы и есть. Мы их больше и не увидим…
Не увидим, уплывут они вниз по реке, вот и все, туристы всегда так делают.
Он ошибался. Да, Дюшка очень сильно ошибался.
Мы тогда вообще все сильно ошибались.
Глава 3
Подрывное поле
Подрывное поле только так называется. Оно давно уже не поле, а лес. Невысокий и не очень ровный сосновый бор. И не подрывное – тридцать лет тут ничего не взрывают, тишина.
