Кокон развернулся, раскололся посередине и раскрылся с чавкающим звуком. И пред Викрамом во всем своем великолепии предстал его отец, император Пуруравас.
Пуру улыбался, лицо его лучилось радостными морщинками. Викрам отступил подальше от иллюзии.
– Сынок, ты справился блестяще. Только скажи, что таково твое желание, и трон твой.
Отец протянул руки, и на его ладонях выстроился совет Уджиджайна в миниатюре, выжидающе уставившись на Викрама.
Он открыл рот, но из горла не вырвалось ни единого звука. Викрам онемел. Он вцепился в шею, пытаясь закричать. Сказать хоть что-нибудь. Но только воздух свистел меж зубов.
– Что такое? – склонил голову отец. – Язык – твое величайшее оружие, Принц-лис. Ты выстроил свою жизнь умными речами. Так чего ж не заявишь права на трон?
Викрам пораженно вскинулся. Вот он какой, оказывается, его самый большой страх…
Лишиться голоса. Лишиться силы.
Лицо Пуру исчезло, сменившись забрызганной кровью мордой пантеры. Блестящие глаза зверя, полные насмешки, устремились на Викрама.
– Что ж, – промолвила пантера голосом императора. – Ты всегда был слабаком. А теперь еще и говорить не можешь, так что…
И она ринулась вперед, разбивая стеклянную клетку.
Викрам побежал.
С неба-паутины спустился еще один страх. Гаури. Сначала Викрам затормозил, сердце заколотилось быстрее, гонимое надеждой. Но потом он увидел призрачное мерцание ее кожи. Очередная иллюзия. Мог бы и догадаться, ведь сам столько лет играл на страхах совета, и ни разу не случалось, чтобы у них было одно лицо. Через это сражение им с Гаури придется пройти поодиночке.
– Ты так легко купился на обман, – засмеялась она. – Я хотела выиграть желание, а теперь в моих руках и твое сердце, и твоя империя. Интересно, каково будет разрушить и то и другое? Или, может, я все же проявлю то самое неуловимое милосердие и убью тебя прямо здесь и сейчас. Говори, милый принц. Ну же. Или наконец познакомишься с моим знаменитым милосердием.
Викрам пытался. Снова, и снова, и снова. Но слова упрямо убегали от него.
Гаури вскинула над головой меч. Викрам поскользнулся и упал, чудом избежав смертоносного клинка своего фантомного страха. Он вновь вскарабкался на ноги, чувствуя, как со всех сторон напирают тела. В воздухе появился новый призрак: его мать слепо кружила на месте, ее сломанную шею обвивал снежный воротник.
– Я умерла ради тебя. Но ты ведь и так об этом знаешь?
Викрам пригнулся, с трудом увернувшись от раскачивающегося тела. Затем осторожно шагнул вперед, и оно вновь пронеслось мимо, но на сей раз разбилось о ледяную землю.
Тело перевернулось и прошептало разодранными синими губами:
– Я умерла ради тебя. И погляди, во что ты превратился…
Викрам побежал, ветер ледяными когтями полоснул по коже. Переломанное тело поднялось и, согнувшись и перекрутившись, завопило:
– Я умерла ради тебя, а ты превратился в домашнего питомца, что сидит под столом хозяина, ждет объедков и пускает слюни на вражескую принцессу, которая скорее разорвет ему сердце зубами, чем улыбнется. – Мать ринулась за ним. – Я не для того умирала. Я хочу обратно. А ну говори, щенок. Докажи, что смерть моя не была напрасной, или я отниму твою жизнь, чтобы вернуть свою.
Викрам бежал.
Его страхи не отставали.
Летели следом легкой поступью и тяжело ковыляли, шумно мчались и тихонько крались, выскакивали из теней и раскручивались с неба на паутине. Они скользили по его коже, щекотали горло, смеялись над его замешательством и пытались выбить землю из-под ног. Викрам добрался до конца зала и судорожно огляделся. В поисках двери. Дыры. Чего-нибудь. Чего угодно.
Обернувшись, он увидел учеников и мудрецов ашрама, Гаури, маму, отца, советников, Куберу и даже самого себя. Целая толпа жадно глядела на Викрама исподлобья. Глаза их горели. Рты яростно кривились. От них не было спасенья. Призраки шагнули вперед, и по земле разлились тени, подползая все ближе к Викраму. Стена неотвратимого страха окружила его со всех сторон. Вот и все. Его вдруг разобрал смех. Все это время он надеялся, что предназначен для большего. Он отчаянно в это верил. А теперь посмотрел на правду, и правда оскалилась, обнажив в ухмылке клинки и голодно сверкнув глазами. Тени заполонили уже все пространство. Викрам успокоил суматошные мысли и сосредоточился. Идти было некуда, только…
Вперед.
Сквозь них.
Он расправил плечи и попытался отстраниться от происходящего. Очистить разум. Ведь это его собственные страхи, разве нет? Порожденные его нутром. Выкованные из его боли и гнева. Они как бы напоминали, что даже иллюзия может убить. Но раз уж это иллюзия, то у нее нет формы. Ее нельзя победить, усмирить или избежать. Только двигаться сквозь нее, вооружившись силой и волей.
Викрам опустился на корточки и растопырил пальцы на земле. Дыхание застывало в воздухе ледяными осколками.
Страхи приблизились. Острые. Голодные. Викрам усмехнулся.
«Я создал вас.
Я ваш хозяин».
Он повторял эти слова как мантру, пока не нашел в себе силы встать…
И бежать.
33
Пиршество страха
Гаури
Паника разлилась передо мною подобно океану, но я не шагнула через кромку берега. Не погрузилась на дно. Вот она, магия. Стоило догадаться, что за ослепительной красотой она лишь прячет острые клинки. А вот о чем я и подумать не могла, это что на второе испытание Кубера отправит нас поодиночке.
В поисках призрачного спокойствия я сосредоточилась на мраке между ударами сердца и постепенно пришла в себя. «Это война. Действуй соответственно».
На втором испытании полагалось найти вторую половину ключа к бессмертию. Я не знала, поможет ли в этом деле рубин, но все же вытащила его из комода. Затем вернулась к посланию на полу. Викрам, конечно, не воин, но далеко не слабак. Он должен был сопротивляться. Или закричать.
И мысль о том, что он не издал ни звука, холодной иглой засела в сердце.
Я толкнула дверь, одновременно надеясь и страшась увидеть на полу отпечаток ноги или пятна крови. Ничего. Во дворце царила тишина. Меня окружала лишь тьма и камень, отчего все сильнее хотелось кричать. Хотелось ринуться в ту демоническую рощу, разрубить дерево, достать плод и разорвать Алаку на мелкие кусочки, если это поможет вернуть Викрама.
Я глубоко вдохнула, усмиряя пульс. Если ринусь в бой как страдающая идиотка – проиграю. Эмоции порой подобно сильфам убаюкивают разум, чтобы разбить твою голову о камни. Так что я закрыла сердце ото всех чувств, кроме одного: ярости. Она закружилась внутри, оттачивая мысли. А когда за окнами Алаки широко ухмыльнулся рассвет, я прикусила щеки. В горьком, как упрек, воздухе вновь и вновь слышался один и тот же издевательский призыв: «Пора играть».
