Надоумил ее Владыка сокровищ. Ааша сидела на земле, ладони ее были в крови Викрама, тело дрожало от беспомощности. Почему она не могла прикоснуться к нему, вынуть нож из его спины? Почему не могла оттолкнуть Гаури от опасности? Это тело стало тюрьмой.
– Я знал, что тебе придется тяжелее всего, – сказал Владыка сокровищ на другом конце зала.
Ааша помнила, как сквозь слезы смотрела на опустевшую комнату. Иномирцам происходящее быстро наскучило: едва люди упали на пол – представление окончилось. Толпа устремилась во двор, побросав кубки с остатками сладких воспоминаний. От безразличия воздух стал твердым и ломким, как стекло. Ненавистный миг всеобщего ухода. Ненавистный миг, когда Ааша искала Гаури и Викрама, а увидела лишь очертания их тел, лишенных сути. Алака изгоняла мертвых, чтобы не омрачать убранство дворца?
В углу засмеялись Безымянные, на шеях их сияли голубые звезды. То, что они оказались вишканьями, выбивало из колеи. Когда Владыка сокровищ направился к Ааше через опустевший зал, Безымянные крутанулись на месте и согнулись в неуклюжем поклоне.
– Еще сто лет магии, – пропели они. – Наша месть живет.
– Да, – промолвил Владыка, и в голосе его Ааше почудились отголоски грусти. – Еще на сотню лет вы передали свои чары. Может, однажды ваша месть уступит место свободе. А может, вы вечно будете танцевать вне времени, ни живые, ни мертвые, с каждым разом теряя все больше человечности.
– Мы сделали это для нее. – Безымянные указали на Аашу и усмехнулись. – И сделаем вновь. – Затем повернулись к ней. – Видишь, девочка? Мы – это ты, как ты – это мы. Мы подарили тебе и твоим сестрам нашу кровь и наше наследие, и теперь никто и ничто не может вас тронуть. Ты должна благодарить, а не оплакивать смертных. Они по тебе горевать не станут.
Ааша промолчала, и Безымянные, захохотав, исчезли.
– Вы дали им умереть, – наконец выдавила она.
– Я не столь жесток, дитя. – Владыка сокровищ вскинул подбородок. – Я лишь дал им самим выбирать, как они и хотели.
– Что с ними станет?
– Не нам решать. А теперь… Загадай желание для себя.
Владыка протянул руку, и на ладони его заплясал огонек. Теперь и Ааше предстояло выбирать. В ушах звенели слова Безымянных: «…никто и ничто не может вас тронуть». Они были правы. Знания и любопытство никогда не коснутся ее разума. В жизни останется только шелк и яд. Только чужие желания и стремления, и ни капли ее собственных. Магия оказалась сделкой. Возможно, через сто лет чары начнут ослабевать, и вишканьи вновь превратятся в людей, если, конечно, проживут так долго.
Душа металась. Турнир желаний разжег голод в сердце Ааши. Любопытство обернулось фантомной рукой, некогда потерянной конечностью, которая жаждала воскреснуть. В объятиях сестер мир казался таким крошечным, что Ааша могла обхватить его ладонями. Хотя в этом мире нашлось место и любви, и дружбе. Безымянные ошибались, не месть их наследие. Только яд. И сестры тому доказательство. Многие из них вступали в ряды вишканий не ради мести, а… ради свободы. И дар свой они называли иначе. Благословением. Таким он и стал в их крови.
Ааша сидела, подогнув ноги и чувствуя себя птенцом, полуслепым и нетерпеливым. Она потянулась к легкому, как дымка, желанию, сжала его между пальцами и поднесла к губам. А затем загадала без слов… пожелала выбора и контроля, отваги и любопытства. Когда Ааша открыла глаза, Владыка сокровищ исчез. И ее звезда тоже.
Большую часть ночи Ааша бродила вокруг дворца, избегая шатра куртизанок, пока наконец не набралась смелости войти и во всем признаться. Она сменила облик с вишканьи на человека, готовая к отвращению. Но объятия сестер лучились теплотой, правда прежде они старались убедиться, что сейчас к ней можно прикасаться. Они шептали свои истинные имена в ее запястья, и руки Ааши оплетали зачарованные браслеты: обережные заклятья и ключи от дверей меж мирами, чары красоты и богатства, здоровья и дивных снов.
В ту ночь она спала в лесу под звездами, на ложе из цветов. А на утро направилась к выходу из Алаки и еще издалека заприметила знакомый силуэт, застывший в ожидании. Гаури смотрела на врата так, будто сердце ее осталось по другую сторону. Увидев Аашу, она широко улыбнулась и только потом опустила взгляд на ее не тронутую меткой шею.
– Мое желание исполнилось, – сказала Ааша.
– Ты пожелала не быть вишканьей?
Она покачала головой:
– Я пожелала уважить и наследие сестер, и собственное любопытство.
Ааша коснулась горла, и голубая звезда вспыхнула на ее коже, прежде чем вновь истаять.
– Ты можешь ею управлять? – округлила глаза Гаури.
– Думаю, в странствиях это пригодится.
– Куда направишься?
– Еще не решила, но, кажется, в этом-то и вся прелесть.
Гаури усмехнулась:
– Я не знаю, куда заведет тебя дорога, но в Бхарате тебя всегда ждет дом. И еда, много еды, чтобы ты больше не совала в рот цветов.
Ааша рассмеялась.
– Кров и пища – самое меньшее, что я могу тебе предложить. Ты спасла нас.
– А вы, похоже, спасли меня, – отозвалась Ааша после недолгого молчания. Затем протянула руку, но Гаури от нее отмахнулась и вместо этого крепко обняла. – Желаю тебе всего наилучшего, подруга.
– Желаю тебе никогда не нуждаться в желаниях.
Гаури шагнула за ворота, высоко подняв подбородок и устремив взгляд в незримый для Ааши мир. Магия искрилась в воздухе, просеивая свет через кожу Гаури, пока вся она не обратилась в пламя, ослепительное и оглушительное. Мгновение спустя она исчезла. Хмыкнув себе под нос, Ааша медленно подошла к воротам и оглянулась на волшебные золотые шпили, пронзающие небо, на смятые шелковые знамена шатра вишканий и шелест перьев неоконченных историй. А потом шагнула вперед.
И больше не оглядывалась.
44
Предавшее сердце
Гаури
Полночь в Бхарате.
Родной край ни капли не изменился. Томясь в уджиджайнском плену, я все переживала, что вернусь к руинам. Но оказалось, что я не столь важна для целостности Бхараты, как полагала. С момента попадания в Алаку действительно прошел всего месяц – это подтвердил один глубокий вдох. Сезон дождей. Вдали клубились грузные грозовые облака, ожидая, когда смогут зацепиться за горные вершины тяжелыми от воды животами.
Я сто, даже тысячу раз представляла, как вернусь домой. Представляла себя во главе армии. Под реющими знаменами, вскинутыми так высоко, что струящаяся ткань напоминала кровавые разводы от пальцев на полотне неба. Я представляла лязг мечей и жестокую победу. Представляла насилие, которое спалит воспоминания и докажет, что никто и ничто не в силах помешать мне взойти на престол. Но Бхарата не нуждалась в кровопролитии. И я тоже. Мы с родной землей хотели одного и того же. Не заводить вновь песню о войне и крови, о злобе и борьбе за власть. А начать все сначала.
