— Но проще просмотреть уголовную хронику за последние месяцы, — возразил Уотсон. — Ведь убийства там фиксируются, а совершаются они не каждый день.
— Стоп, стоп! — покачал головой Лайл и слегка покривился, потому что доктор как раз прижигал ранку йодом. — Вы забываете, что говорила синьора Антония, она сказала, что это убийство было приписано кому-то другому, так что установить в этом случае «авторство» Гендона по полицейским протоколам не удастся. Кстати, заодно с Клеем мы, наверное, спасём от безвинной кары ещё одного человека, если, конечно, он не повешен. Но я не досказал вам своих приключений. Итак, я выслушал и записал показания миссис Фиксмор, их, конечно, можно будет использовать и на суде, хотя едва ли они будут признаны веской уликой: а вдруг это просто бред старой дуры? Закончив беседу с доброй старушкой, я пошёл осмотреть дом снаружи, знаете, на всякий случай. Вы помните, конечно, это здание, вы там были. Может быть, помните и пруд позади дома?
— Помню, — кивнул Уотсон.
— Сейчас его задумали вычистить. Там стоят две помпы, воду откачивают в отгороженную часть пруда. Под окнами дома воды осталось совсем немного. Я бродил впотьмах по противоположному берегу пруда, как вдруг увидел, что на фоне серой стены дома крадётся чья-то фигура. То был высокий мужчина, одетый в чёрное пальто. Я спрятался за кустами и следил за ним. Мужчина засучил брюки, снял ботинки, зажёг небольшой фонарь и полез в воду. Он бродил по оставшейся от пруда луже и упорно что-то там нашаривал. Наконец, его рука, кажется, на что-то наткнулась, и он стал это что-то ощупывать, а оно, должно быть, скользило у него в пальцах. Тут я понял, что надо действовать, что-то мне подсказывало: ищет он как раз то, что и мы! Вот тогда я здорово пожалел, что не взял вас с собой, доктор! Но делать было нечего. Я выскочил из моего убежища, вскинул револьвер и крикнул: «Руки вверх, мистер! Что вы там делаете?» Он вздрогнул и едва не шлёпнулся в воду, но собрался с духом и заорал в ответ: «А тебе какого дьявола надо?» Физиономию его фонарь освещал снизу, и от этого она показалась мне совершенно бандитской, да таковая она и есть. Я сказал: «Стойте смирно, мне очень уж интересно знать, что именно заставило вас ползать по этой луже и ковыряться в грязи?» Он молчал, и я двинулся к нему вдоль берега пруда. Осёл, пожалел ботинки, надо было идти по воде. Ну, едва я чуть-чуть отклонил прицел, он выхватил револьвер и выпалил в меня. Пуля царапнула мне руку, но оружия я, к счастью, не выронил и тоже выстрелил. Целил в ноги, но, увы, промазал! Незнакомец снова спустил курок, пуля оторвала мне клок волос, но не задела головы. Я понял: его фонарь освещает меня с головы до ног, а мне свет мешает целиться. Выстрелил и, очевидно, по счастливой случайности попал. Фонарь разбился, масло хлынуло на мокрую грязь и погасло, едва вспыхнув. Незнакомец побежал, я за ним. Стреляли и он, и я, пока были патроны, я — по ногам, он явно мне в голову. Но оба, к обоюдному счастью, промазали. Потом бандит исчез в переулках Степни, а я вернулся к пруду, понимая, что он может поколесить по городу и потом тоже туда вернуться. Тут появился, к счастью, полицейский, и я, показав ему свою визитную карточку, велел караулить пруд до утра.
— Значит, утром нам предстоит осмотреть эту самую лужу? — спросил Уотсон. — Будем искать то, что искал ваш недавний знакомец?
— Да, и отправимся мы как можно раньше. Я мог бы поискать и сейчас, но меня остановило, во-первых отсутствие фонаря и даже спичек, а во-вторых, нежелание посвящать полицию в цель наших розысков. До поры до времени. Не то их ретивость может помешать нам. Спасибо, доктор, я теперь совершенно не чувствую боли.
Молодой человек оглядел повязку, опустил рукав рубашки и, откинувшись на спинку кресла, любимого кресла Шерлока Холмса, закрыл глаза.
— Я только одного не понимаю, — прошептал он, — если Гендон, допустим, внезапно вынужден был спрятать сапфиры и выкинул их из окна в пруд... Допустим. Тайник хороший. Никто не найдёт. Но как могли они оказаться там, где этот тип искал их?
— То есть? — не понял Уотсон. — Вы сами себе противоречите. Если Гендон выкинул сапфиры в пруд, то они и лежат в пруду.
— Конечно. — Лайл с досадой махнул рукой. — Лежат. Но вся штука в том, что искал их мой агрессивный приятель совсем не под тем окном! Окна Гендона гораздо севернее, от них не докинешь.
— А если он бросил их не из своего окна, а просто с берега? — предположил доктор.
— А вот об этом я не подумал. Может быть. А, может быть, мы с вами просто фантазируем. Лично у меня голова плохо работает. Генри, пожалуйста, согрей нам с доктором кофе, спиртовка вон там. Согрей и отправляйся домой, а мы с доктором ляжем спать. У нас на сон часа три, не больше.
— Но утром я пойду с вами, сэр! — твёрдо сказал мулат.
— Пойдёшь, пойдёшь, ладно. Если не будешь мне мешать. Тогда, может быть, миссис Хадсон устроит тебя здесь на ночлег?
— Да пускай ложится на диване, в гостиной, — по-хозяйски распорядился Уотсон. — Если, разумеется, ваш Пятница не слишком громко храпит.
Ещё не рассвело, когда кэб доставил сыщика, его слугу и доктора Уотсона на неприятно знакомую улицу, к громадному, скупо освещённому лишь одним угловым фонарём, дому.
Здоровенный полицейский выступил из темноты навстречу идущим и рявкнул:
— Кто там шляется?
— Это я, Лайл, — ответил молодой человек. — Спасибо, констебль Браун, вы свободны. Вы очень помогли нам тем, что здесь подежурили.
— Стоит ли, сэр! — улыбнулся полицейский. — Участок так и так мой. Желаю удачи, сэр. Свистите, если что. Свисток-то имеете?
— Имею, само собой! — и Герберт показал висящий на шнурке полицейский свисток.
Доктор зажёг между тем фонарь, и вся троица, обогнув дом, подошла к берегу обмелевшего пруда.
— Я полагаю, джентльмены, нам не повредит немножко поработать насосом, — весело проговорил Герберт. — Генри подержит шланг, а мы с доктором покачаем. Я хочу, чтобы обнажилось дно.
— А может, вы подержите шланг, масса, а покачаю я? — предложил Генри. — У вас рука болит.
— Делай то, что тебе велят, ты обещал меня слушаться! А не то отправлю домой! — сердито оборвал Лайл и взялся за ручку насоса.
Юный мулат с тяжким вздохом подчинился, и работа началась.
Вода уходила быстро, и когда небо над унылыми крышами Степни стало светлеть, возле берега старого пруда образовалась широкая полоса влажного обнажённого дна.
— Сюда светите! — крикнул Лайл.
Не жалея брюк и ботинок, молодой человек кинулся в вязкую грязь. Он осматривал, дно фут за футом и наконец произнёс дрожащим от возбуждения голосом:
— Вот. Вот она!
Генри и доктор посмотрели на то место, над которым он присел на корточки, и увидели какой-то четырёхугольный предмет, выступающий из-под слоя ила.
Герберт стёр ил ладонью, и открылась крышка, квадратной коробки, судя по чёрному металлическому блеску, серебряной.
