— А я бы, — решительно продолжала леди Лора, — я бы так разозлилась, что просто пираткой бы сделалась! Я бы убить могла кого-нибудь!
— А как же доброта? — быстро спросил Джон. — Доброта и убийство? Вы противоречите себе, леди Рэндолл.
— Может быть. Но вы знаете, — она подняла голову, следя взглядом за чайкой, кружившей над палубой, — у нас в Норбери жил один старик. Отставной капитан. У него была собака. Такая добрая-предобрая, вы даже не представляете. Её маленькие дети не боялись, играли с ней, к ней всякий мог подойти, можно было её потянуть за хвост, она только улыбалась. Вы думаете, собаки не улыбаются? Вы собак не знаете! И вот однажды капитан напился пьяный и избил свою собаку, и выгнал её. И она взбесилась! Кинулась на священника, укусила его за ногу. А утром её пристрелили. Я так плакала тогда! Господи! Ведь можно было попробовать её вылечить. Она же от обиды. И не загрызла, а только укусила, а с её зубами ей ничего не стоило человеку и горло перегрызть.
Джон вдруг расхохотался, глядя на ту же чайку, и от его громкого хохота птица испуганно взмыла и замелькала гораздо выше, над трубами парохода.
— Что с вами? — спросила леди Лора.
— Хо-ро-шее сравнение! — выдавил Джон, продолжая смеяться. — Герцогского сынка с побитой собакой, которая укусила за ногу священника! Так ему и надо, герцогскому сынку, пусть не кусается! Ха-ха-ха!
Леди Лора смутилась.
— Мне кажется, — робко сказала она, — что я вас обидела.
— Меня? Помилуйте! Чем же? Какое я имею ко всему этому отношение?
— Не знаю... Простите.
Она помолчала, потом спросила:
— А... этот священник, итальянец, он ваш друг?
— Мой дальний родственник, — ответил Клей. — Брат мужа моей сестры. Моя сумасшедшая сестрица вышла замуж за итальянца и укатила на Средиземное море. А падре Фредерико приехал к нам погостить, и мы очень с ним подружились. Он славный человек.
— Я так и подумала, — просто сказала девушка. — У него очень хорошее лицо.
— Я познакомлю вас с ним, — улыбнулся Джон. — Он знает удивительно много, и если его попросить, будет много рассказывать, только с пресмешным акцентом. Вот увидите!
Час спустя Клей вошёл в свою каюту. Его щёки горели румянцем.
— Шерлок! — воскликнул он. — Ты знаешь, кто она? Невеста моего покойного брата! И клянусь Господом Богом, он зря умер, бедняга. Он был бы счастливым человеком.
ГЛАВА 5
С этого дня леди Лора постоянно находилась в обществе «мистера Рединга» и «падре Фредерико». Впрочем, «падре» часто устранялся, ссылаясь то на головную боль, то на морскую болезнь, то на желание полистать взятый в дорогу томик Фомы Аквинского. Нельзя сказать, чтобы молодые люди радовались его исчезновениям: с ним действительно было интересно, ибо обилие его познаний в самых разнообразных вопросах удивляло и восхищало даже Джона, человека очень и очень образованного, не говоря уже о леди Лоре, только ещё начинавшей своё образование. А остроумие и живость мысли, глубокой, как у философа, и непосредственной, как у мальчика, вызывали к почтенному священнику бесконечную симпатию. Он умел прогонять смущение, иногда одолевавшее девушку и молодого человека, умел вызвать у них смех, если вдруг им делалось не по себе, умел перевести разговор на отвлечённую тему, если та, которую они избирали, неожиданно оказывалась скучной или неприятной. Но иногда «падре Фредерико» приходило в голову, что новым знакомым нужно побыть вдвоём, и он уходил. И тогда у Джона тоже находилось достаточно тем, а леди Лора слушала его так внимательно, как не слушала ни разу его мудрого спутника, а когда сама что-нибудь рассказывала, становилась так очаровательна и непосредственна, что он тоже готов был слушать её часами.
По вечерам в судовом ресторане играла музыка, и тогда они танцевали и, танцуя, совершенно освобождались от той скованности, которая ещё преследовала их, когда они беседовали.
К Джону вернулась юношеская лёгкость и гибкость движений, и впервые после того, как с его рук и ног упали кандалы, он по-настоящему ощутил, что их нет, и ему стало казаться, что он научился летать.
— Какая красивая пара! — сказала о них с Лорой одна из путешествующих немолодых дам.
Шерлок, сидя за своим столиком, тоже любовался танцующими и чувствовал, и видел, что друг его кружится в вальсе на краю пропасти, и долг его — не остановить этот гибельный танец, но уничтожить эту пропасть, совершить невозможное.
Проходили дни. «Адмирал Нельсон» пересёк Индийский океан, вошёл в Аравийское море, затем в Аденский залив, прошёл через Баб-эль-Мандебский пролив, двинулся вдоль восточного побережья Красного моря, достиг наконец Суэцкого канала, и вот Средиземное море распахнуло перед ним свои изумрудные ворота.
Погода стояла удивительно спокойная, не было штормов, не мешали жестокие встречные ветры, которые, хотя и не угрожают движению паровых судов так, как движению парусников, всё же немало доставляют хлопот капитанам, принося с собою облака и туманы, затрудняя продвижение по курсу, создавая иногда необходимость делать дополнительные остановки.
«Адмирал Нельсон» шёл, нигде не задерживаясь и лишнего часа, зашёл в Пирей всего на полдня, затем без остановки шёл до Неаполя, а от Неаполя до Гибралтара, в Гибралтаре взял последний крупный запас угля и продовольствия, а затем двинулся к Лиссабону, где и совершил последнюю длительную стоянку.
Эти сутки, проведённые в Лиссабоне, запомнились Джону Клею, как непрерывное вращение громадной расцвеченной огнями карусели. С этой карусели началась и кончилась их прогулка, вернее, их путешествие по столице Португалии.
Они сошли на берег втроём, но «падре Фредерико» вдруг потерялся где-то в пёстрой портовой толпе, и «мистер Рединг» с леди Рэндолл отправились вдвоём изучать дебри незнакомого им города. Они не знали ни слова по-португальски и, несомненно, заблудились бы в путаных улицах и закоулках, если бы не замечательное умение Джона ориентироваться и запоминать дорогу. Он уверенно вёл леди Лору по этому пёстрому суетливому лабиринту, заходил с нею в магазины, где покупал какие-то сувениры и безделушки, показывал ей здания, о которых когда-то что-то слышал или читал, и которые, быть может, были вовсе не теми самыми зданиями, а просто чем-то напоминали их. Они зашли в какое-то кафе, пили крепчайший кофе, ели горячие ароматные булочки, затем в другом кафе, притаившемся под громадными листьями пальм, ели мороженое, вкус которого Клей успел позабыть, потом их долго-долго кагал по бульварам и улицам кудрявый извозчик, который воображал, что знает несколько слов по-английски, и говорил на сумасшедшей смеси французского и греческого.
Когда зашло солнце, молодые люди вышли на набережную и поужинали в ресторанчике, на крыше какого-то дома чем-то жутко острым и, несомненно, типично португальским. Возле ресторанчика мальчишка в соломенной шляпе продавал пёстрые воздушные шары. Джон купил два шара, и они с Лорой, как дети, хохоча, побежали по набережной, держа над головой ниточки, а за ними летели две смеющиеся рожицы, намалёванные на шариках.
