Эббен схватил его и потряс.
— Тихо! Ты наведешь на нас одичалых! Что с тобой такое, парень?
— Сон, — пролепетал Джон в ответ. — Я был Призраком, стоял на краю обрыва и смотрел на ледяную реку, когда что-то напало на меня… Птица… орел, наверно…
— А мне всегда снятся красивые женщины, — улыбнулся Оруженосец Далбридж. — Жаль, что я редко вижу сны.
— Ледяная река, говоришь? — спросил подошедший Куорен.
— Молочная берет начало из большого озера у подножия ледника, — вставил Каменный Змей.
— Мне снилось дерево с лицом моего брата. И одичалые… их там тысячи, я и не знал, что их столько. И великаны верхом на мамонтах. — Судя по перемене света, Джон проспал около четырех-пяти часов. У него болела голова и затылок в том месте, где в него впились когти. Но ведь это был сон?
— Расскажи мне все, что помнишь, с начала и до конца, — сказал Куорен.
— Да ведь это только сон…
— Волчий сон. Крастер сказал лорду-командующему, что одичалые собираются у истока Молочной — может быть, это и есть причина твоего сна, а может быть, ты увидел то, что ждет нас впереди, через несколько часов пути. Рассказывай.
Джон, вынужденный говорить при всех о таких вещах, почувствовал себя дураком, однако повиновался. Никто из братьев, впрочем, не смеялся над ним, а когда он закончил, даже Оруженосец Далбридж перестал улыбаться.
— Оборотень! — угрюмо сказал Эббен, обращаясь к Полурукому.
«О ком это он, — подумал Джон, — об орле или обо мне?» Оборотни — это существа из сказок старой Нэн и не из мира, где Джон прожил всю свою жизнь. Но здесь, в этой пустыне из камня и льда, в них не так уж трудно поверить.
— Поднимаются холодные ветра. Мормонт опасался не зря. И Бенджен Старк это тоже чувствовал. Мертвые встают, и у деревьев снова открываются глаза. Стоит ли бояться такой малости, как оборотни и великаны?
— Выходит, мои сны тоже правдивы? — спросил Далбридж. — Пусть лорд Сноу берет себе своих мамонтов — мне подайте моих красоток.
— Я сызмальства в Дозоре и бывал за Стеной дальше многих других, — сказал Эббен. — Я видел кости великанов и слышал много разных историй, но живых в глаза не видал ни разу.
— Смотри, как бы они первые тебя не увидели, Эббен, — отозвался Змей.
К тому времени, как они снова отправились в путь, Призрак так и не появился. Тени легли на дно перевала, и солнце быстро закатывалось за раздвоенную вершину огромной горы, которую разведчики называли Двузубой. Если этот сон правдив… Даже мысль об этом пугала Джона. Вдруг орел ранил Призрака и сбросил его в пропасть? И это чардрево с лицом его брата, пахнущее смертью и мраком…
Последний луч солнца погас за вершиной Двузубой, и сумерки затопили Воющий перевал. Сразу похолодало. Тропа понемногу начала спускаться вниз, усеянная трещинами, камнями и осыпями. Скоро совсем стемнеет, а Призрака не видать. Это терзало Джона. Но он не смел позвать волка — мало ли кто может его услышать.
— Куорен, — тихо окликнул Далбридж, — погляди-ка.
Высоко над ними сидел на скале орел, еще заметный на темнеющем небе. «Орлы нам уже встречались, — подумал Джон. — Может, это вовсе не тот, который мне снился».
Эббен все-таки собрался пустить в него стрелу, но бывший оруженосец его удержал.
— Он за пределами выстрела.
— Не нравится мне, что он следит за нами.
— Мне тоже, но помешать ему ты не можешь — только стрелу зря изведешь.
Куорен, сидя в седле, долго разглядывал орла.
— Поехали, — сказал он наконец, и разведчики возобновили спуск.
Призрак, хотелось крикнуть Джону, где ты?
Он уже собирался последовать за остальными, как вдруг увидел между камнями что-то белое. «Остатки снега», — подумал Джон, но белое вдруг зашевелилось, и он мигом соскочил с коня. Призрак поднял голову ему навстречу. Шея волка мокро поблескивала, но он не издал ни звука, когда Джон снял перчатку и ощупал его. Орлиные когти разодрали шерсть и мясо, однако хребет остался цел.
Куорен уже стоял над ними.
— Что, плохо дело?
Призрак, как бы в ответ, с трудом поднялся на ноги.
— Молодец, крепкий зверюга. Эббен, воды. Змей, подай свой мех с вином. Подержи его, Джон.
Вместе они смыли с волка засохшую кровь. Призрак заартачился и оскалил зубы, когда Куорен стал лить вино на рваную рану, но Джон обхватил его, шепча ласковые слова, и волк успокоился. Его перевязали, оторвав полоску от плаща Джона. К тому времени совсем уже стемнело, и только россыпь звезд отделяла черноту неба от черноты камня.
— Дальше поедем или как? — осведомился Змей.
Куорен прошел к своему коню.
— Поедем, только не вперед, а назад.
— Назад? — опешил Джон.
— У орлов зрение острее, чем у людей. Нас заметили — значит пора убираться. — Полурукий обмотал лицо длинным черным шарфом и сел в седло.
Другие разведчики переглянулись, но спорить никому и в голову не пришло. Все один за другим повернули коней в сторону дома.
— Призрак, пошли, — позвал Джон, и волк последовал за ним бледной тенью.
Они ехали всю ночь, пробираясь ощупью по неровной извилистой тропе. Ветер крепчал. Порой становилось так темно, что они слезали и вели лошадей в поводу. Эббен предложил зажечь факелы, но Куорен отрезал:
— Никакого огня. — Вот и весь разговор.
Они пересекли каменный мост у вершины перевала и снова начали спускаться. Во мраке яростно взвыл сумеречный кот, вызвав такое эхо, будто их там собралось не меньше дюжины. Джону показалось, что он видит на верхнем карнизе пару горящих глаз, здоровенных, как луны.
Перед рассветом они остановились напоить лошадей, дав каждой пригоршню овса и пару пучков сена.
— Мы недалеко от места гибели одичалых, — сказал Куорен. — С той высоты один человек может сдержать сотню — если этот человек подходящий. — И он посмотрел на Оруженосца Далбриджа.
Тот склонил голову.
— Оставьте мне стрел, сколько сможете, братья. — Он погладил свой лук. — И дайте моей лошадке яблоко, как доберетесь до дому, — заслужила, бедная скотинка.
Он остается, чтобы умереть, понял Джон.
Куорен стиснул плечо Далбриджа рукой в перчатке.
— Если орел слетит вниз поглядеть на тебя…
— …у него отрастут новые перья.
На прощание Джон увидел только спину Оруженосца Далбриджа, когда тот карабкался вверх по узкой тропке.
Когда рассвело, Джон поднял глаза к небу и увидел на нем темное пятнышко. Эббен тоже заметил его и выругался, но Куорен велел ему замолчать.
— Слышите?
