– Ага.
– Он… – Валльнер сделал паузу. – Он летит обратно сегодня днем.
Манфред слегка кивнул, не поднимая глаз.
– Летит обратно…
– Да. – Валльнер глубоко вздохнул. – И он не сказал ни слова о нас. И никто не говорил с ним об этом. Он делал вид, будто нас не существует.
– Вероятно, имеет свои причины, – сказал Манфред дрогнувшим голосом.
– Знаешь что? – Валльнер свирепо посмотрел на дедушку. – Мне все равно. Тогда пусть остается там, где растет перец. У меня не было отца в течение сорока лет. И мне он не нужен.
Манфред покачал головой, затем рассмеялся. По крайней мере, предпринял попытку рассмеяться.
– Мне он тоже не нужен, этот Каспер. Он думает, что я все еще убиваюсь из-за него?
Валльнер смял записку с названием отеля и бросил ее в корзину. Скрестив руки на груди, он глянул в окно. Еще одно обжигающе холодное утро. Манфред попытался выпить глоток кофе, но сегодня дрожь в руках была сильнее, чем обычно, как показалось Валльнеру. Он придержал чашку, и Манфред выпил.
– Проклятый Паркинсон. – Манфред изучал дрожащие руки.
– Лучше не станет, – вздохнул Валльнер.
Затем они снова замолчали.
– Ты думаешь, нам не следует бежать за ним?
Манфред уставился в чашку с кофе, и его губы шевелились, как будто он говорил что-то другое, но беззвучно. И внезапно он показался Валльнеру невероятно маленьким и хрупким. Манфред выглядел так, будто сидел у двери в вечность, устав от жизни, готовый идти. Но что-то еще удерживало его. Что-то еще не было сделано.
* * *
Зал для завтрака гостиницы одновременно был и ресторанным залом. Очень баварский, отремонтированный, с мраморными колоннами и расписным сводчатым потолком. Ральф был хорошо сохранившимся мужчиной за шестьдесят, ему шли морщины и тропический загар, особенно эффектный в немецкую зиму. Валльнер не видел своего отца почти сорок лет. Тем не менее он сразу же узнал его в зале для завтрака.
– Тут свободно? – спросил Валльнер.
Его отец выглядел раздраженным. Вокруг хватало свободных столов.
– Пожалуйста.
Валльнер повесил пуховик на спинку стула и сел. Он не принес хлеба, колбасы, кофе. Он просто сидел напротив отца и смотрел, как тот ест.
– Ты летишь сегодня? – наконец спросил он.
Ральф Валльнер застыл и уронил булочку. Они смотрели друг другу в глаза. Валльнер уже видел эти глаза у своей единокровной сестры Оливии. Это были его собственные глаза.
– Клеменс?
Валльнер кивнул. Ральф опустил голову на грудь и ушел в себя. Валльнер подождал, пока его отец снова посмотрит на него.
– Ты хорошо выглядишь, – заметил Ральф чуть неловко.
– Спасибо. Я могу сказать то же самое о тебе. Прекрасно сохранился для своего возраста.
Ральф заерзал на своем стуле.
– Откуда ты узнал, что я здесь?
– От Стефани.
– Вы знакомы?
– Да. Три года назад я случайно узнал, что Оливия – моя единокровная сестра.
Ральф беспомощно рассмеялся, отведя взгляд.
– С чего это я решил, собственно, что вы друг друга не знаете?
– Но это не имеет значения, в конце концов. По крайней мере, сейчас мы сидим здесь.
– Да, – тихо произнес Ральф, взглянув на Валльнера, а затем опять перевел взгляд на стол. – Я не знаю, что нужно говорить в такой ситуации. – Болезненная улыбка исказила его лицо. – Мне жаль? Звучит как-то… смешно. Или нет?
– Попробуй объяснить.
Ральф колебался, словно думал о том, имеет ли смысл давать объяснение. Наконец он сказал:
– Объяснение есть. Но… оно тебя не удовлетворит. – Он долго крутил кофейную ложку между пальцами, видимо пытаясь собраться с мыслями. – Все это, – снова вздохнул он, – началось со смерти твоей матери. Ты помнишь ее?
Валльнер покачал головой.
– Конечно нет. Тебе было два года. Тебе сказали, как она умерла?
– Она была травмирована лодкой во время плавания и утонула.
– Это официальная версия.
– А неофициальная?
– Лодки не было. Твоя мать умерла не в результате несчастного случая. Она покончила с собой. – Ральф выпустил признание в комнату. Стук ножей и тарелок завтракающих проникал Валльнеру в уши. Он был в замешательстве.
– И… почему?
Ральф пожал плечами:
– Сегодня сказали бы, что у нее была депрессия. Но в то время такого не было. Поэтому должна была быть другая причина. И это был я.
– То есть?
– Они обвинили меня. Я постоянно обманывал твою мать. Поэтому она убила себя.
Валльнер молчал и ждал.
– Да. Я изменил ей. Дважды. Мне было восемнадцать, когда я встретил ее. Девятнадцать, когда ты родился. Двадцать, когда мы поженились.
– Ты бы женился на ней, если бы не мое рождение?
Ральф подумал несколько мгновений.
– Нет. Наверное, нет. Мне быстро стало ясно, что с ней что-то не так. Она часто целые дни проводила в постели и почти не разговаривала. Однажды она исчезла. На три дня. Затем кто-то увидел ее у Росса и Бухштейна, стоящую перед скалой, и окликнул. Вероятно, он спас ей тогда жизнь. – Ральф пожал плечами. – Я был еще молод и не справлялся с этим. И, конечно, я задавался вопросом, не я ли причина ее отчаяния. Я не знал, что это болезнь, которую нужно лечить. Когда она часами плакала, я думал, что делаю что-то неправильно.
– У тебя есть приятные воспоминания о ней?
– Да. – Ральф посмотрел вдаль, в направлении окна. – Она была заразительно счастлива, когда была здорова… У нее были темные, нежные глаза, и она всех заставляла смеяться… – Он положил кофейную ложку на блюдце. – Мой отец ее боготворил. Можешь такое представить? Он все еще бегает за женщинами?
Валльнер улыбнулся:
– На самом деле никогда не бегал.
Губы Ральфа сжались, а глаза стали грустными.
– Да. Она была счастливой девушкой – в хорошие дни. Но их становилось все меньше и меньше. Я учился в то время и целыми днями пропадал в Мюнхене. А она оставалась с тобой здесь, в Мисбахе. Может быть, это также была реакция на запертость в четырех стенах.
– Проявлялась ли ее депрессия, когда ты был с ней?
– О да. В конце концов, стало так плохо, что я боялся вернуться домой. – Он задумчиво кивнул. – Ну да, если в такой ситуации тебе попадается другая женщина…
Валльнер тоже кивнул, это было не сложно понять.
– Хочешь кофе?
Ральф принялся заполнять вторую, еще не использованную кофейную чашку на столе из кофейника. Валльнер остановил его рукой:
