В самый момент перехода я вдруг увидела всю свою жизнь до этого момента, словно она была запечатлена на длинной пленке маленькими картинками. Детство, смерть бабушки, переезд к отцу, рождение Валерика, первые рисунки Мира Синих Трав, нападение воронов во дворе, встречи с Игорем, болтовню подружек в школе, учителей, задающих уроки. Передо мной пронеслись высокие многоэтажки моего двора и длинная серебристая кромка моря, у которого стоял мой родной город.
Моя жизнь показалась мне вдруг прекрасной и интересной. В ней было все: любовь бабушки, надежный и уютный дом, хорошая школа, неплохие друзья, увлечение рисованием. Родимое пятно не являлось проклятием. На самом деле я сама считала себя проклятой, ненавидела свою внешность и пряталась от мира. Это я отталкивала от себя людей.
Дело не в пятне, а во мне – осознание этого мелькнуло и пропало.
Круглый каменный стол дрогнул и рассыпался на крупные светящиеся обломки. Две луны вспыхнули, как только что включенные фонари, и тут же их свет скрылся за наплывшими тучами. Грянул гром, и полился сильный дождь.
– Вот и все, – устало проговорил кто-то за моей спиной.
Я вздрогнула и оглянулась. Шкаф Желаний исчез, а на его месте стояли семеро высоких парней. Уже немолодые, с поседевшими висками, хмурые и суровые, они почему-то показались мне очень знакомыми.
– Да, мы разрушили чары, – прозвучал женский голос, и я увидела высокую женщину с длинной косой, черными глазами и пухлыми губами.
Я вытаращилась на нее открыв рот.
– Это Миес, – проговорил вдруг Хант, который так и остался высоким симпатичным парнем с короткой бородкой, – она ведь давно уже не маленькая девочка.
Братья Миес, здоровенные широкоплечие парни, стояли рядом, тоже превратившись во взрослых людей. Ничего мальчишеского не проскальзывало в их обветренных лицах и прищуренных глазах, а большие ладони скорее напоминали руки великанов, чем ладошки детей, которых я знала.
Поменялись все. Лукас – мой добрый, родной Лукас! – оказался вовсе не моим ровесником, теперь ему было лет двадцать, если не больше. Парень стоял в коротковатой рубашке и длинных потрепанных штанах, улыбаясь мне несмело и ласково.
Тимая я не узнала, и мне подсказал сам Лука, что хмурый лохматый мужчина – это и есть мальчик-чайка.
Я смотрела на своих друзей и постепенно понимала, что теперь одна являюсь среди них ребенком. Только я по-прежнему оставалась шестнадцатилетней девчонкой, какой и попала в Мир Синих Трав, и для меня прошло слишком мало времени, чтобы сильно измениться.
А что же мой Иоко? Как он выглядит сейчас? Я растерянно смотрела на такие незнакомые и взрослые лица своих друзей и не могла отыскать среди них самое дорогое. Неужели мой проводник тоже превратился во взрослого мужчину лет сорока, как Тимай?
Какие отношения у меня могут быть со взрослым дядькой? Как я могу любить мужчину, который окажется старше меня лет на двадцать, если не больше? Сердце норовило выскочить из груди, стуча как барабан, и я чувствовала, что эмоции вот-вот вырвутся на свободу.
Стены башни все дрожали, мелкие камни еще сыпались откуда-то с островерхой крыши, и каменная плитка продолжала вибрировать под нашими ногами.
Иоко появился откуда-то из мрака, из темной ниши в самой глубине зала. Хромающий, покрытый светящимися искрами и серой пылью, он шел навстречу мне, и его облик менялся на глазах. Вот он – юный мальчишка с высокими скулами и наивной улыбкой, вот стройный юноша с непослушными прядями длинной челки, вот хмурый воин с жестким взглядом. Лишь его глаза оставались неизменными, и их пронзительная синь проникала в самую глубину моей души. На какой-то миг я вдруг не смогла определить его возраст, он являл собой образ сильного Хранителя, в руках которого была судьба целого мира, но потом все снова поменялось, и Проводник стал прежним, таким, каким я его всегда знала: молодым, сильным, красивым.
Это был все тот же Иоко, и его губы изогнулись в невеселой улыбке.
– Отлично, – тихо проговорил он, – хвала Создателю. Мир Синих Трав свободен, но он все еще нуждается в своих Хранителях.
Проводник покачнулся и медленно опустился на пол.
Глава 37
1
Спать хотелось ужасно. Тяжелая голова то и дело клонилась на грудь, а глаза слипались совершенно независимо от моей воли. Я изо всех сил таращилась на горящие поленья, прогоняя навязчивую дремоту, но это не помогало: я засыпала и норовила свалиться на коврик перед камином.
А спать было нельзя.
Следовало поддерживать огонь, поить раненого Иоко отваром и давать ему лекарство. Агама возложила эту обязанность на меня и сказала это тоном, не терпящим возражений.
– Что значит «кто будет сидеть у его кровати»? – удивилась она, когда об этом спросил Лукас. – София его Спутница, ответ очевиден. Уходите все вниз и не мешайте.
Агама обработала раны моего Проводника, и мне пришлось ей помогать, хотя в деле врачевания я мало что смыслила. Волшебница не обладала ловкостью маленького Бдука, и ее пальцы причиняли много боли, а голос звучал резко и громко, и все время казалось, что старая чародейка испытывает ко мне странную неприязнь.
Агама теперь действительно выглядела немолодой. Волосы прорезали серебристые нити, под глазами залегли морщины, и даже крупные губы утратили свою безупречную форму. Уголки опустились вниз, и лицо женщины приобрело грустное и недовольное выражение. Лишь ее желтоватые, немного дикие глаза по-прежнему сияли неземной мудростью и волшебной проницательностью.
И моему Иоко она помогла.
В мрачной высокой синей башне оказалось полно довольно милых жилых комнат, одну из которых мы и заняли. Полукруглая, с каменным полом и высокими стрельчатыми окнами, закрытыми плотными ставнями, она показалась мне на удивление уютной. На полу лежали толстые коврики, на деревянном диванчике с резными подлокотниками – разноцветные подушки и мягкие пледы. В углу стояли высокие деревянные шкафы, а чуть поодаль – удобная кровать с резными столбиками.
– Это моя спальня. Ну… то есть когда-то была, – пояснил Иоко, когда, хромая и опираясь на мое плечо, привел нас на самый высокий этаж башни. – Я помню, Со, как ты спрашивала, что прячется за этими дверьми. Теперь знаешь.
– Меньше болтай и не трать силы, – посоветовала ему ставшая серьезной и суровой Агама. – Думаешь, Зоман оставляет чистые раны?
Мы вдвоем уложили Иоко на широкую кровать, и мне было велено развести огонь в очаге.
– Надо, чтобы было жарко, понимаешь, девочка? – холодно сказала Агама. – Так что шевелись.
Я схватилась за дрова, уложила их в камин, сверху пристроила немного соломы и озадаченно оглянулась.
– Тут нечем разжечь.
– Со, у тебя есть Посох, – устало напомнил Иоко.
Агама стягивала с него пропитанную кровью рубашку и даже не оглянулась на мой вопрос.
