Вычитывая послание Великому князю Константину Николаевичу, Хьюз ясно представил себе, будто докладывает лично, и настолько вжился в роль, что кивал сам себе головой, соглашаясь с только что написанным на бумаге, размахивал свободной рукой и, удовлетворённый результатом, в конце щёлкнул пальцами. Потом же, поразмыслив меньше минуты, управляющий опять присел за стол и, быстро скрипя пером, дописал еще один абзац:
«Я возобновил разработку в угольной шахте № 1, которая была изначально вырабатываема князем Ливеном, и затем оставлена вследствие предполагаемого истощения. Насколько позволили обстоятельства, я применил к ней английскую систему разработки, я протянул внутри рудника узкоколейную железную дорогу, для более удобного подвоза угля. Такое устройство, насколько мне известно, впервые применяется в этой части южной России».
– Да, пожалуй, так будет лучше… – вслух размышлял Хьюз, не обращая внимания на присевшего на лавку возле входа мастера. – Пусть Великий князь привыкает к мысли, что английская система разработки – самая эффективная. Настанет время, когда нужно будет объясняться, зачем мы скупаем земли в округе и я смогу на пальцах показать, что лучшего распорядителя залежами угля, чем я, в Малороссии не найти… Да.
Сургуч поплыл в пламени свечи и капли его упали на конверт.
– Алан, положите это в нашу почту и, прошу вас, позаботьтесь о том, чтобы посыльный отправился немедленно.
Глава X
12 февраля 1871 г. Бахмутский уезд Екатеринославской губернии.
Новый, 1871 год начался с лютых морозов и метелей. Обжиг кирпича становился всё более затруднительным – наружная температура замедляла изготовление огнеупорного материала настолько, что мастер Вильсон практически постоянно находился в состоянии бешенства.
– Алан, чёртов выродок! Что мне делать с людьми? Где твой кирпич? – возле печки в домике мастеров, что стоял рядом с домной, раз в час по очереди собирались строители, чтобы отогреться и хоть как-то за положенные десять минут нагреть одежду и рукавицы. Эд Вильсон разразился гневной тирадой, как только в облаке пара, образовавшемся в дверном проёме после того, как дверь внезапно распахнулась, появилась долговязая фигура Нила.
– Можешь их распустить. А что? В домне тепло, сидишь себе возле костра, ноги в сухости… Они еще не согласятся уходить. И хватит орать, Эд! Я устал от тебя больше, чем от этого проклятого мороза.
– Сосунок! Я тебе неделю назад говорил, накрой уголь навесом! Чем ты теперь печь для обжига топишь? Ледяными глыбами? Это из-за твоей дурости мы стоим второй день! Мистер Хьюз в ярости, что я ему должен объяснить? Что Алан не услышал старшего мастера?
Нил снял шапку, сбил с неё ледяную корку, образовавшуюся от постоянного хождения из тёплого помещения кирпичного завода на улицу, где снежило уже который день, и приложил руки к печи, разглядывая свои узловатые, покрасневшие пальцы:
– Ты? Старший мастер? Ну, тогда ты, Эд, обязан знать всё!
Присутствующие при этой сцене рабочие с интересом наблюдали за развитием событий – всем на стройке было известно, что Нил и Вильямс друг друга на дух не переносят.
Алан Нил по молодости своей был горяч, но талантлив в металлургическом деле. На редкость талантлив. Зная это, мистер Хьюз, периодически задавая ему прилюдно трёпку за проступки, всё время затем прощал. Эдвард Вильямс, глядя на такое положение дел, не единожды предлагал своему управляющему понизить Нила до рабочего:
– Ему можно только коровник доверить, мистер Хьюз! И то, молоко прокиснет быстрее положенного.
– Эдвард, старик… В тебе говорит ревность к следующему поколению, которое наступает на пятки. Скольких ты не досчитался за месяц? Дик Пауэл – кровью харкал, сгорел в бреду, закопали. Стивен Невилл, наш молодчага Стивен… Рухнул с домны. Крис Эридж… Какой чёрт понёс его одного в степь в такой мороз? Я тебя просил, Эд, присматривай за Крисом, он тоскует, он подружился с бутылкой. Ты не уследил.
Вильямс повинно склонил голову. Да, он просил Стива не подниматься к колошнику, подождать, пока солнце растопит наледь на мостках… И виски он у Криса забрал, но тот нашёл в Александровке у какой-то бабки винокурню и таки напился этого их отвратительного, вонючего зелья.
– Кто у нас остался, Эд? Ответь мне, и тогда я, может быть, приму твои аргументы.
Поза старшего мастера не изменилась. Он стоял перед управляющим, потупив взгляд в пол, широко расставив ноги в грязных сапогах, и шумно дышал, плотно сжав губы в тонкую линию.
– Молчишь? Парень с металлом на «ты». Он его чувствует. Пока стройка идёт, может быть он и не из лучших, а как плавка начнётся – помянешь моё слово… Ну не стоять же тебе у домны одному круглосуточно?
Только этот последний разговор с управляющим, состоявшийся несколько дней назад, сдерживал сейчас Вильямса от решительных действий.
– А если старший мастер знает всё, то пусть он объяснит, кто залил позавчера угольную кучу водой? А главное, зачем? А может это ты, Эд? – неторопливо сказал Нил, не отрывая взгляда от своих рук. – Ты же ходишь к мистеру Хьюзу, поливаешь меня грязью… А теперь, вот, кучу полил, и Нилу кранты пришли – есть следующий повод жаловаться. Почему бы нет?
Несмотря на свой почтенный возраст – Вильямсу было уже под шестьдесят, он выделялся среди земляков крепостью руки и размером кулака, который тут же с размаха влетел в челюсть Алана Нила.
– Ставлю шиллинг на старого! – воскликнул один из рабочих, резко вскинув вверх руку.
Нил от неожиданного удара отлетел к печи, но на ногах устоял, и тут же, головой вперед ринулся на обидчика. Пытаясь увильнуть от такой неординарной атаки, Вильямс сделал шаг в сторону, опрокинув ногой ведро с водой, но это его не спасло – старший мастер после борцовского приёма Нила свалился на мокрый пол, где его и дальше настигали молодецкие удары Алана.
Толпа вокруг взревела, и звук этот в небольшом помещении мастерской, многократно отразившись от стен, создал ощущение присутствия на арене.
Руки взметались то тут, то там, и рыжий работяга, первый поставивший шиллинг, уже не следил за схваткой, а запоминал ставки.
– Сверху, сверху!
– Вставай, Эд, я поставил на тебя!
– Только руками, только руками!
Крики со всех сторон раззадоривали и без того разозлённых участников так неожиданно случившейся схватки.
Вильямс, сумев таки подняться на ноги, яростно откинул ногой кадку из-под воды и принял боксерскую стойку, но Нил, понимая, чем ему грозит прямое попадание «кувалды» Вильямса в голову, предпочитал держать дистанцию. Тем более, что борьба ему была больше по душе – он считал этот вид спорта более умным, чем бокс и владел несколькими эффективными приёмами.
