Конечно, ресторан «Эрмитажъ» в Москве по привычке именовали трактиром, но единственное, что соответствовало в нём этому, привычному московской публике названию, были половые
[45], облаченные в недешевые рубахи, подпоясанные шелковыми лентами. При этом молодые люди, готовые услужить любому гостю по высшему разряду, были подобраны, как добры молодцы у дядьки Черномора – широкоплечие красавцы с правильными чертами лица, столичным говором и блеском в глазах.
– Извольте пройти к столу, – один из половых, демонстрируя свою выучку, услужливо поклонился Лузгину и принял его сюртук и котелок. – Ваш спутник уже озаботился заказом и кушанья будут немедленно поданы!
Половой широким жестом показал в сторону лестницы со львами, ведущую в зал, уже наполненный гомоном и веселым смехом отдыхающей публики.
– Если нас здесь увидят? Губонин к примеру? Зря я согласился на предложение ваше, Григорий Иосифович… Можно было и поскромнее заведение найти, какая разница, где водочку кушать? Тем более, я стеснен в средствах… – клерк в исполнении Лузгина был неподражаем. Всё та же плебейская сутулость, потухший взгляд человека, целыми днями дышавшего бумажной пылью, мелко подрагивающая от нервного напряжения нижняя губа и легкая хромота вызывали жалость, граничащую с отвращением.
– Друг мой, Леонид Павлович, я предусмотрительно об этом позаботился, потому наш с вами стол вон там, в дальнем углу, между фикусом и загородкой. А о деньгах не печальтесь, милейший, с этим все в порядке. Присаживайтесь.
Официант, провожавший гостей к месту их скромного пиршества, привычным движением отодвинул тяжелый стул, обитый дорогим велюром и почтительно замер в ожидании любого каприза гостей – ему, вышколенному и хорошо воспитанному, было абсолютно все равно, кто во что одет.
Здесь не встречали по одежке, здесь принимали всех, кто желал дивно откушать и отвести душу в хорошей компании, а нынешние его посетители были одеты даже лучше, чем студенты в Татьянин день, когда управляющий приказывал заменить хрусталь на глиняную посуду, застелить полы сеном и убрать кадки с диковинными растениями подальше от юных смутьянов. Предусмотрительные школяры давали половым сразу на чай, сумму на проезд пролеткой и писали мелом на спине своих шинелей адреса. Такой мудрый ход гарантировал доставку домой в любом состоянии. А эти – да что там думать? Господа решили приобщиться к высокой кухне и высшему свету, имеют право, тем более вот этот, худой как сошка, чаевые оставил вперед, хотя, не студент вроде, постарше будет…
– Итак? – вопрос полового повис в воздухе вместе с его заискивающей улыбкой.
– Нам расстегаев, жюльен и соленья для начала. И позаботьтесь, чтобы смирновочка была стылой, как я люблю, – не заглядывая в меню, Григорий Павлов отдал нужные распоряжения человеку, от чего Лузгин нашел дополнительное подтверждение своей догадке – молодой аферист был здесь завсегдатаем.
– Сей момент! Будет исполнено в лучшем виде! – половой бесшумно растворился за ширмой, отделявшей их от большей части зала.
Часто постукивая кончиками пальцев по столу, Лузгин другой рукой переворачивал большие листы меню, где нескончаемый перечень блюд вызывал рефлекторное слюноотделение.
– Вижу, вы всё же не в своей тарелке, Леонид Павлович. Да не трепите себе душу, что вы, право! – Павлов ухмыльнулся даже с некоторым укором, на что клерк Губонина не преминул тут же отреагировать.
– Пребываю в легком недоумении, Григорий Иосифович… Ладно, был бы я смазливой барышней, тогда всё объяснимо. К чему весь этот шик? У нас с вами и разговор-то краткий. Так, формальности.
Заправляя салфетку за воротник, Павлов, глядя на Лузгина взглядом покровителя, многозначительно изрек:
– Любезный Леонид Павлович… Видите ли, это с вашей стороны может казаться, что разговор краткий. Нет… Как любил говаривать мой покойный батюшка: «Гриша! Удиви Господа грандиозностью своих планов и он, завидев такого наглеца, накажет тебя, позволив реализоваться только их половине.» Каков мудрец был Иосиф Павлов, а? И скажите, что он был не прав? Живу с этим девизом, и побеждаю с ним же. Был бы у меня герб, я повелел бы на нем начертать: «Невозможного не существует».
Беззвучный половой, демонстрируя чудеса эквилибристики, вынырнул из-за ширмы, эффектно поставив на стол несколько закусок, уместившихся в ряд на одной его руке. Другой рукой молодой человек изящно, так, чтобы не коснуться запотевшей поверхности, держал за горлышко небольшой хрустальный графинчик.
– Господа как водочки откушают, сей момент заменю на новый… – официант упредил вопрос, легко читаемый во взгляде Григория Павлова. – Чем меньше графинчик, тем холоднее будет следующая водочка…
Ловким движением половой наполнил хрустальные рюмки на тонких ножках, тонкие стенки которых тут же приняли на себя холод тягучего напитка, покрывшись испариной. Кивок означал, что официант на время покидает гостей, чтобы позволить им насладиться прохладой смирновки и уединиться в своей беседе – с первого взгляда официант понял, что эти гости не имеют странных наклонностей мужчины к мужчине и вечер их имеет исключительно деловой мотив.
– Поднимем за успех нашего предприятия! – Павлов, насладившись тоном звона, извлеченного из рюмок, выпил первую с таким наслаждением, будто на дворе февраль, а он сам только что зашел с трескучего мороза. Лузгин же отпил менее половины, тут же закусив квашеной капустой, от души сдобренной клюквенными ягодами.
– Не понимаю, Григорий Павлович, о каком таком предприятии вы речь ведете, – Лузгин углом салфетки аккуратно промокнул уголки рта.
– Как о каком? О земельном! Я вам, Леонид Павлович, искренне благодарен…
– Кстати, расписочку начеркайте… – Лузгин, словно фокусник, извлек из маленького саквояжа перо, чернильницу, и насколько листов писчей бумаги, аккуратно прикрепленной к жесткой палетке.
– Экий вы всё-таки бездушный, господин Лузгин… Только моя тонкая натура ощутила прилив гармонии, как вы её опять опустили на землю. Ладно, чего уж там, для этого и встертились…
Павлов, громко скрепя пером, под диктовку Лузгина написал расписку, в которой значилось, что ни под каким предлогом, ни при каких обстоятельствах, кроме как по повелению суда, условия сделки не разгласит.
Подвинув к себе расписку, Лузгин долго и аккуратно дул на свежие чернила, заставляя их быстрее сохнуть, после чего, словно спинным мозгом почувствовав сзади полового, окликнул его.
– Теперь рассказывайте, что тут у вас есть для постоянных гостей. Капусты я и дома найду в избытке!
Павлов щелкнул пальцами, призывая официанта подойти поближе.
– Господа, у меня отличная новость! – половой, нагнувшись к гостям, имел вид такой, будто вот-вот откроет им какую-то тайну. – Месье Оливье лично прибыл на кухню, чтобы изготовить для сегодняшних гостей свой знаменитый соус к закуске. Вы, наверняка наслышаны, что сделать он может только собственноручно, за закрытыми дверями. Никто из поваров рецептом не владеет. Месье Оливье держит его в секрете.
